Организация и снаряжение второй Камчатской экспедиции

Очерки из истории русских географических исследований в 1725-1765 гг..

Одной из особенностей Второй Камчатской экспедиции была необыкновенная сложность ее организации, крайне затянувшая начало ее деятельности.

После возвращения Первой Камчатской экспедиции обстоятельства сложились вначале неблагоприятно для продолжения исследования неизвестных стран. За пять лет, прошедших со времени отъезда Первой Камчатской экспедиции, умерла не только Екатерина I, но и Петр II. Почти одновременно с возвращением экспедиции воцарилась Анна Ивановна. Дворцовые перевороты и реорганизация учреждений отодвинули вопросы о сложных экспедициях для исследования новых районов на задний план.

Все же в конце 1730 г. Сенат предложил В. Берингу «подать известие что в Восточном краю признаваетца к пользе государства». В. Беринг представил 4 декабря два предложения (Андреев, 1943а, стр. 12).

В одном из этих предложений были затронуты вопросы, касающиеся управления, хозяйства и транспорта в Восточной Сибири и на Камчатке, улучшения положения служилых людей и местного населения, восстановления Олюторского острога и т. д. В. Беринг указывал также на открывающиеся возможности вести с Камчатки торговлю с Японией.

В другом предложении, названном «Всенижайшее помышление не в указ, ежели воспримется намерение посылать в экспедицию особливо от Камчатки к осту» (Андреев, 1943а, стр. 12), В. Беринг выдвинул проект организации повой экспедиции на двух кораблях. Один должен был отправиться к востоку от Камчатки для «проведывания» Америки или других земель, о близости которых у В. Беринга было неправильное представление. «Понеже, выведывая, изобрел я, что далее оста то море волнами ниже подымается, також и на берег острова, именуемого Карагинской, великой сосновой лес, которого в Камчатской земле не ростет, выбросило; и для того признаваю я, что Америка или иныя между оной лежащия земли не очень далеко от Камчатки, например, 150 или 200 миль быть имеет». Другой корабль должен был «Охотской и Камчатской водяной проход до устья р. Амура и далее до Японских островов выведывать; понеже надежду имею, что тамо нарочитыя (богатые.— В. Г.) места можно находить» (Соколов, 1851в, стр. 435—436).

Расходы на экспедицию определялись В. Берингом в 10—12 тыс. руб., не считая жалования, а также стоимости продовольствия и материала, который следовало завезти в Сибирь для постройки обоих судов, вместимостью по «45—50 ластов» (90—100 т). Суда он предлагал строить на Камчатке. Целью экспедиции должно было быть завязывание торгов с иностранными государствами. В. Беринг писал также, что «ежели заблаго рассуждено будет», то можно «свободно и на ботах или сухим путем» разведать берег от Оби до Лены, «понеже оныя земли под высокою державою Российской империи суть» (там же, стр. 436). Описательные работы он представлял себе очень небольшими и требовал для них всего двух геодезистов.

В этих предложениях вновь проявилась уже отмеченная склонность В. Беринга преуменьшить трудности, связанные с проведением больших мероприятий в Сибири. Даже значительно позже, в предложении, поданном в Адмиралтейств-коллегию 19 сентября 1732 г., он заявлял, что для плавания от Оби до Колымы, «а оттуда до последнего угла и до Камчатцкой пристани» нужно одно судно с 26 человеками команды (Экспедиция Беринга, стр. 199).

В правительственных кругах в отношении Восточной Сибири в то время преобладал интерес к вопросам административного устройства, к развитию ее экономики и к «замирению» и подчинению местного населения. В 1731 г. Сенат издал указ от 10 мая и инструкцию от 30 июля, подготовленные обер-секретарем Сената И. К. Кириловым, об устройстве и заселении Охотского порта, улучшении путей и льготах для купечества, направляющегося на Камчатку. Начальнику Охотского порта, которым был назначен Г. Г. Скорняков-Писарев, находившийся в ссылке в Жиганске, поручалось наблюдение за деятельностью Д. И. Павлуцкого на Чукотском п-ове, восстановление Олюторского острога на Камчатке, исследование Курильских и Шантарских островов.

Предложения В. Беринга о новой экспедиции, требовавшей больших ассигнований и посылки с ней большого количества людей, обсуждались Сенатом лишь в 1732 г., после их одобрения в учрежденном Анной Ивановной «Кабинете ее величества». В марте 1732 г. Кабинет поручил Сенату рассмотреть эти предложения, а 17 апреля 1732 г. вышел указ императрицы «капитана командора Беринга отправить паки на Камчатку и по данным от него пунктам и предложениям… рассмотри, определение учинить в Сенате» (ПСЗ, т. VIII, стр. 749).

В дальнейшем (до 16 марта 1733 г.) по поводу экспедиции вышло еще пять указов и инструкций Сената. Два первых указа (№ 6041 и 6042) от 2 мая 1732 г., изданных по поручению Кабинета, очень схематичны и напоминают указы о больших, мало приспособленных к практической деятельности экспедициях (о Большом камчатском наряде, экспедиции Д. И. Павлуцкого и А. Ф. Шестакова), в которых огромные исследовательские работы объединялись с административными и военными задачами, а задания формулировались в расплывчатой форме. В руках В. Беринга предполагалось объединить как снаряжение и проведение экспедиции, которая должна была исследовать неизвестные страны и содействовать развитию торговли, так и проведение мероприятий по устройству Охотского порта. Ему поручалось назначать командиров морских судов; на него возлагалось обследование северных берегов Азии, для чего он должен был «послать добрых и знающих людей водой или сухим путем, но своему рассмотрению» (там же, стр. 773).

Окончательная формулировка задач, которые ставились перед Второй Камчатской экспедицией, была дана в указах от 28 декабря 1732 г. и от 21 февраля 1733 г. и в дополнявших их инструкциях. Благодаря И. К. Кирилову, игравшему главную роль в организации экспедиции, подготовка этих документов пошла по совершенно новому пути. И. К. Кирилов, талантливый представитель новых государственных учреждений, созданных реформами начала XVIII в., пытался использовать возможности, которые представлялись этими реформами. К обсуждению были привлечены Академия наук, Адмиралтейств-коллегия и отдельные компетентные люди (Н. Ф. Головин, Т. Сандерс, В. Беринг, А. И. Чириков и др.). И. К. Кирилов упорно стремился сделать задания экспедиции наиболее определенными и обеспечить их выполнение реальными средствами. Но, как мы увидим, ему в условиях того времени не удалось осуществить свои намерения полностью. Многое осталось неясным, большую часть работ по организации экспедиции пришлось проводить на местах в условиях, намного более тяжелых, чем представлялось.

Выбор направления плавания к неизвестным берегам северо-западной Америки был связан со многими трудностями. К разрешению этого вопроса с самого начала была привлечена Академия наук, от которой Сенат затребовал «известия о Камчатке и о ближних с пей странах и реках, на то время ведомых» (Миллер, 1758, стр. 10). Академия наук поручила это дело профессору И. Делилю, который составил в 1731 г. карту, рассмотренную в Сенате в середине 1732 г. (рис. 14).

Карта И. Делиля и приложенная к вей записка, которая в современном ей русском переводе называлась «Известие о повой ландкарте, на которой представлен Восточный океан с показанием ближайшего пути между Азиею и Америкою» сыграли большую роль в истории Второй Камчатской экспедиции. Эти документы представляли собой сводку сведений, имевшихся в то время в России и Западной Европе о восточных берегах Азии и западных берегах Америки, а также о землях, расположенных между ними. К сожалению, эти сведения были не полны и недостаточно верны, хотя И. Делиль и использовал обширные картографические материалы. Очертания берегов Китая и Кореи он дал но китайским картам, очертания берегом русских владений в Азии — ко картам Первой Камчатской экспедиции и И. М. Евреинова, а берега северо-западной части Америки и земли между Азией и Америкой — по западноевропейским картам (голландским, Г. Делиля и др.).

Прежде чем говорить подробнее о карте И. Делиля, следует коснуться состояния географических знаний в начале XVIII в. о землях в северной части Тихого океана.

Об этой части Тихого океана были распространены фантастические представления, порожденные неточностью и отрывочностью данных немногих действительно проведенных наблюдений и рассказами о небывалых плаваниях. По словам американского историка Ф. Голдера, вероятно, ни одно другое место на земном шаре, за исключением районов Арктики, не было так картографически запутано и неясно, как северная часть Тихого океана в XVII и первой половине XVIII в. (Golder, 1914, стр. 117). Особенно много путаницы было связано с землями к северу и к востоку от Японии, в частности с «Землей Езо» (Есо, Ессо, Иезо, Иедзо). Это название и название «Оку-Езо» японцы присваивали о-ву Хоккайдо и расположенным вблизи от него Курильским островам.

Рассказы об этой земле попали в Европу через иезуитов, живших в Японии, уже в конце XVI в., а в начале XVII в. мифическое «Езо» появилось на европейских картах (LIsle, 1732, стр. 19; Teleki, 1909).

Поводом для морских экспедиций в эти районы послужили возникшие в конце XVI в. слухи о том, что какой-то корабль, занесенный бурей к востоку от Японии, видел там между 37 и 38° с. ш. «золотые и серебряные острова» (Nachod, 1900). Неудачные попытки отыскать эти острова предпринимались с начала XVII в. В 1643 г. голландцы снарядили экспедицию Фриза и Скепа на кораблях «Кастрикум» и «Брескес», которая, конечно, таких островов не нашла, по обследовала восточный берег о-ва Хонсю. Кроме того, «Кастрикум» (под командой Фриза) прошел около о-ва Хоккайдо и островов Итуруп, Уруп, Кунашир и Шикотан, поднявшись к северу до 47°48′ с. ш. (там же). На западе он был у Сахалина. Острова Кунашир, Шикотан и Сахалин этой экспедицией были приняты за часть огромной «Земли Езо»; соединяется ли она с Японией — осталось неясным. Относительно о-ва Итуруп у экспедиции сложилось представление, что он расположен около Америки или является ее частью; его назвали «Землей Компании», о-ву Уруп дали название «о-ва Штатов». В 1649 г. к «землям» в этом районе прибавилась еще земля Жуана де Гама, виденная якобы этим португальским мореплавателем. Ее нанес на карту соотечественник мореплавателя — Тексейра.

В существовании «Земли Езо» не сомневался ни один географ, но среди них не было хотя бы двух, которые сходились бы во мнениях по вопросу о размерах и очертании этой земли (Golder, 1914, стр. 16). Одни; наносили ее на карту в виде острова, другие — в виде полуострова, показывали ее как часть Азии или как часть Америки, то присоединяли, то отделяли от Японии. В начале XVIП в. на некоторых картах (И. Романа Э. Кэмпфера, Ж. Беллини, Ф. Страленберга и др.) «Землей Езо» названа Камчатка.

И. Делиль разделял заблуждения современной ему географической науки. На его карте показаны берега Азии к северу от 35° с. ш. и Америки — от 20° с. ш., а также острова между ними. Наряду с верными данными Первой Камчатской экспедиции о восточных берегах Азиатского материка и западноевропейских путешественников об Америке в районе Калифорнии и о-ва Хонсю, И. Делиль нанес все упомянутые «земли», хотя, по его признанию, источник сведений о них он иногда не мог отыскать.

«Земли» расположены одна за другой, протягиваясь с запада на восток между 158 и 193° в. д. и 40 и 50° с. ш. и разделены узкими проливами. Западный берег Америки к северу от Калифорнии (вернее, от несуществующего пролива Мартина Дагвилара) па карте совсем не показан.

В записке И. Делиль не отделял достоверных данных от недостоверных. Исходя из наблюдений В. Беринга о возможной близости Америки к Камчатке и из других соображений, он сделал верный вывод о том, что по направлению к северу берега восточной Азии и северо-западной Америки сближаются и у крайних пределов плавания Первой Камчатской экспедиции, возможно, отделены друг от друга лишь узким проливом. Но, вместе с тем, опираясь на какую-то виденную им старую карту, И. Делиль выдвинул гипотезу о том, что «Земля де Гама» соединяется с Америкой севернее Калифорнии.

И. Делиль привел верные масштабы расстояний и указал три возможных маршрута плавания из Азии в Америку. Первый маршрут — от мыса Дежнева к Калифорнии, протяжением около 5 тыс. верст (говоря о нем, И. Делиль почему-то забыл свое предположение об имеющемся на севере узком проливе); второй — прямо к востоку от Камчатки, о чем говорил" и В. Беринг, и третий — к «Земле де Гама». Последний маршрут И. Делиль считал наиболее верным: «Но может быть еще скорее и с большею достоверностию виденная Дон-Жаном-де-Гамою земля найдется, ежели оную> искать будут отправлять с Камчатки па полдень» (Соколов, 1851в,. стр. 441). Впрочем, И. Делиль добавляет: «Сожаления достойно, что неможно мне было сыскать о сей земле больше известий, кроме что на ландкарте показано, но и то взято из новейших ландкарт покойного моего брата, первого географа короля французского, где положение оной земли" в рассуждении земель Компании и Ессо определено» (стр. 442). Считая,, что положение земель «Езо» и «Компании», которое он определил, прибегая к догадкам, ему известно, он уже «подлинно» установил положение’ «Земли де Гама» по отношению к Камчатке и расстояние от нее.

Карта И. Делиля была полезна для ориентации в расположении известных в то время участков берегов северо-западной Америки и северовосточной Азии. Вместе с тем, введя среди лиц, связанных с подготовкой к экспедиции, представления о землях «де Гама», «Езо» и «Компании», эта карта принесла большой вред и явилась причиной многих трудностей и трагических событий, сопровождавших плавание к Америке.

Карта И. Делиля приобрела значение для работы экспедиции не сразу. Этому предшествовало довольно длительное обсуждение маршрута экспедиции.

Сначала Сенат в указе от 28 декабря 1732 г. опирался на конкретные известия об островах против Чукотского мыса и о «Большой Земле» (Америке), сообщенные А. Мельниковым. Но утвержденный этим указом проект экспедиции слишком усложнял ее задачи, требуя плавания к северу до 67° с. ш. (как уточняла инструкция Адмиралтейств-коллегий), а оттуда к «Мексико» (Калифорнии), причем экспедиции следовало выяснить, «есть ли земли или острова между известных Камчатских и Американских берегов или одно море» (ПСЗ, т. VIII, стр. 1007). От Калифорнии экспедиция должна была плыть на Камчатку. У берегов Америки следовало достигнуть европейских владений или плыть до тех пор, пока не встретится европейский корабль.

А. И. Чириков, представивший 12 февраля 1733 г., по предложению Адмиралтейств-коллегий, замечания к указу, внес, используя свой широкий географический кругозор и опыт Первой Камчатской экспедиции, несколько существенных предложений, касающихся проекта плаваний экспедиции. В частности, он не соглашался с теми пунктами указа Сената II инструкции (или проекта инструкции) Адмиралтейств-коллегий, в которых говорилось о плавании до 67° с. ш. и выше, а оттуда к «Мексико».

Не считаясь с «землями» И. Делиля, А. И. Чириков полагал, что Америку и располагающиеся между нею и Камчаткой острова наиболее целесообразно искать менаду 50 и 65° с. ш. и что земля против Чукотского мыса па широте 64°, упоминавшаяся Д. И. Павлуцким, и есть Америка. А. И. Чириков (резюмирует свои соображения следующим образом: «При «ем же приобщаю на третей вышеописанный пункт экстракт, что в нем замыкается, то есть чтоб от Камчатского устья дойтить до Чукоцкой земли до 65 градуса и, взяв языка, на ост за малый остров, которой в первом походе видели, даже до Америки, потом следовать подле земли на зуйд до 50-ти градусов и возвратиться к Камчатке» (Экспедиция Беринга, стр.208). Это предложение имело практические преимущества, обещая относительно легкое достижение Америки через районы, уже исследованные Первой Камчатской экспедицией. Значительная часть обратного пути проходила бы вблизи берегов Америки. Наблюдая, хотя бы не очень точно, долготу во время плавания к югу, можно было бы легко установить, когда расстояние между расходящимися материками вызовет необходимость вернуться к берегам Азиатского материка.

Адмиралтейстр-коллегия также полагала нужным упростить проект плаваний к Америке, утвержденный указом 28 декабря 1732 г. В донесении от 16 февраля 1733 г. она просила Сенат отказаться от посещения европейских владений в Америке, так как до ближайших из них («Мексико») — 5 тыс. верст от Камчатки, и предоставить выбор маршрута к Америке командованию на месте (ЦГАДА, ф. Сената, кн. 666, лл. 441 — 442). Вместе с тем Адмиралтейств-коллегия делала большую уступку научному авторитету И. Делиля, предусматривая, чтобы «шли по предложению и мнению профессора Делиля и но их общему рассуждению» (там же). В данном случае профессором Делилем назван ехавший с экспедицией сводный брат И. Делиля — астроном Людовик Делиль Делакроер, человек, имевший мало общего с наукой. Ему была вручена карта И. Делиля. Таким образом, мнение И. Делиля должно было стать решающим при выборе экспедицией маршрута плавания, возможность реализации плана А. И. Чирикова исключалась и обеспечивалось проведение в жизнь «наиболее достоверного» пути в поисках «Земли де Гама».

Когда будут достигнуты берега Америки, предлагалось высадиться на них, исследовать, а затем идти «сколько время и возможность допустят по своему рассмотрению, и чтобы к Камчатским берегам могли по тамошнему климату возвратиться во благополучное время и в том у них руки не связывать» (там же). Указом от 21 февраля 1733 г. Сенат утвердил эти предложения.

Так проходило рассмотрение маршрута к Америке. Довольно сложным обсуждением сопровождалась и разработка остальных заданий экспедиции.

Рассмотрение карты И. Делиля подало И. К. Кирилову мысль о том, что «надлежит быть обсервациям в тех новых и прежде сего неизвестных местах многим и притом описанию верному о тамошних народах, обычаях о плодах земных, чего поныне как от него Беринга в первой его экспедиции, так и до него ни от кого не учинено» (Гнучева, 19406, стр. 40). В связи с этим Академия наук внесла ряд предложений, принятых Сенатом, и в результате возник большой Академический отряд, вошедший в состав Второй Камчатской экспедиции. Из профессоров в него вошли астроном Л. Делакроер, натуралист И. Гмелин, а также историк и географ Г. Миллер.

И. Гмелин, Г. Миллер, И. Делиль и профессор Д. Бернулли составили инструкции по сбору метеорологических, астрономических, географических, естественнонаучных, исторических и этнографических материалов. Организация Академического отряда завершилась в середине 1733 г.

Большой вклад в организацию экспедиции внесла также Адмиралтейств-коллегия, участие которой далеко выходило за пределы рассмотренного выше обсуждения пути в Америку и оценки карты И. Делиля.

12 сентября 1732 г. Сенат решил более точно определить задание морских отрядов, дать экспедиции разработанную инструкцию и включить я состав ее командования «другого из русских капитанов морских доброго» (ПСЗ, т. VIII, стр. 1003).

После совещания, проведенного в Сенате с членами Адмиралтейств-коллегий, последняя при донесении в Сенат 16 октября 1732 г. представила мнение, обсудив его с В. Берингом. В частности, она поставила четко вопрос о плаваниях у северных берегов Азии, которые В. Беринг предполагал совершить с помощью одного судна.

Адмиралтейств-коллегия, отражая, очевидно, взгляды стоявшего во: главе ее Н. Ф. Головина, выдвигала задачу — отыскать северный проход и разрешить вопрос, соединяется ли Америка с Азией. «Для подлинного известия, есть ли соединение Камчатской земли с Америкою, тако ж, имеется ль проход морем от устья Оби реки до Енисей и Лены рек»,, она предлагала пройти на судах от Архангельска «до Анадырского и Камчатского устей» (ЦГАДА, ф. Сената, кн. 666, лл. 113—117). Выполнить это предполагалось с помощью четырех отрядов, которые должны были следовать от Лены на восток к Камчатке, от Лены па запад до Енисея, от Оби до Енисея и от Архангельская до Оби. Плавание к Америке должно было совершаться обязательно на двух судах; на случай, если учинитца одному какое несчастье, то бы от другого было вспоможение и известие» (там же, л. 115 об.). К Японии же предлагалось отправить три судна. Наконец, Адмиралтейств-коллегия предлагала заранее отправить из Петербурга в Сибирь офицеров для подготовки провианта, артиллерии и прочих припасов, «дабы оные в Охотске к прибытию капитана-командора Беринга во всякой были готовности» (там же, л. 118 об.). В основном эти предложения вошли в указ от 28 декабря 1732 г.

Этим указом предусматривалось также, что во время подготовки к дальним плаваниям должны быть посланы одно или два судна для описи рек и морских берегов «от Охотска к югу до р. Уди, р. Тугура и устья Амурского» и осмотра «пустых Шантарских островов», на которых много соболей. Кроме того, предлагалось командировать геодезистов «описать все-реки, впадающие с восточной стороны в оз. Байкал… и вершины рек же текущих в Лену», через которые можно пройти более коротким путем в Охотск, не заходя в Якутск (ПСЗ, т. VIII, стр. 1009).

Таким образом, Второй Камчатской экспедиции поручались следующие исследования.

1. В Северном: Ледовитом океане провести экспедиции: а) из Архангельска до Оби, б) из устья Оби до устья Енисея, в) из устья Лены на запад до устья Енисея и г) из устья Лены на восток до Камчатки (если существует пролив между Азией и Америкой). При этом первый отряд, подчинялся непосредственно Адмиралтейств-коллегий.

2. На Тихом океане: а) достигнуть с Камчатки берегов Америки и по возможности исследовать их, б) найти путь к Японии и исследовать Курильские острова, в) обследовать берега Охотского моря от Охотска до Амура и Шантарские острова.

3. Описать и изучить природу и народы Сибири и вновь открываемых стран силами Академического отряда.

4. Описать реки к востоку от Байкала с целью отыскать более короткий путь к «Камчатскому морю» (Охотскому морю), минуя Якутск.

Сенат в первом же указе от 2 мая 1732 г. предлагал экспедиции соблюдать при сношениях с иностранцами большую осторожность, не раздражать их и не открывать путь к камчатским берегам, чтобы «при нынешнем тамошнем малолюдстве через ту причину не заняли нужных пристаней» (там же, стр. 774). Задания экспедиции следовало держать в секрете, «а для публичного показания» командованию экспедицией и командиру судна, которое пойдет около северных берегов Азии к Камчатке, была дана особая инструкция, в которой говорилось, что Петр Великий, по просьбе Академии наук «для куриозито, посылал осведомиться от своих берегов, сходятся ли берега американские к берегам Азии; но тогда оное » действо не произошло», и теперь императрица повторяет эту попытку (там же, стр. 1010).

Строгие запреты разглашать сведения были установлены и для профессоров. Вся их корреспонденция должна была поступать в сенатскую канцелярию, где должен был оставаться ее русский перевод, а подлинники должны были отправляться в Академию наук. Им запрещалось что-либо публиковать или разглашать, пока на то не будет дано разрешения, «чтобы в чужих краях прежде здешнего уведано не было» (там же, стр. 101.3).

Возможно, именно в связи с нежеланием открывать цели экспедиции из указа 28 декабря 1732 г. исчезло упоминание об установлении торгов о чем говорилось в предложении В. Беринга и в указе 2 мая 1732 г.

Приводя в ясность задания Второй Камчатской экспедиции, Сенат счел необходимым освободить В. Беринга от всех административных дел, порученных в 1731 г. Г. Г. Скорпякову-Писареву, и указом 2 мая 1732 г_ возложенных на В. Беринга.

Какие представления были у современников о целях и значении экспедиции?

Наиболее ясно и полно их выразил И. К. Кирилов в составленной им в 1733 г. записке (Андреев, 1943а).

И. К. Кирилов хорошо понимал значение исследований, которые он называл «оправданием» экспедиции. К ним он относил не только выяснение географического вопроса, есть ли северный проход в Тихий океан, и исследование моря от Камчатки до Америки и до Японии, по и разведывание металлов и минералов; он также считал необходимым «разные обсервации астрономические как на земле, так и на воде зделать и подлинную длину и ширину сыскать… историю о древностях и новостях и натуральную сочинить и прочая».

Он ожидал в результате экспедиции территориальных приобретений. В первую очередь его интересовала Америка, где владения России могли бы, по его мнению, достигнуть Калифорнии и Мексики и где Россия со» временем «ласкою» распространила бы свое влияние, так как «от гишпапцов весьма тамошний народ ожесточен». И. К. Кирилов имел в виду и острова, которые до самой Японии никому не подвластны. «Тож и о Ессеи названной Земли Компании рассуждать надлежит, что все не может миновать российского владения». Кроме того, он считал, что должны открыться обширные возможности для «коммерции». Японцы, конечно, «не отринут здешнего торгу», так как «лучше им из первых рук надобные товары получить, нежели у китайцев перекупные дороже доставать».

Большое значение должен был, по мнению И. К. Кирилова, приобрести Охотск. «Здесь же перед европейцами, кои ходят в ост и вест Индию, великая выгода, что под экватор подъезжать и солнечной зной терпеть незачем, также и алгирцев и иных морских разбойников бояться не станут». Охотск «будет иметь и стратегическое значение.

Но были и другие мнения о целях экспедиции. Для характеристики некоторых из них коснемся интересных проектов организации экспедиция -президента Адмиралтейств-коллегий Н. Ф. Головина и вице-адмирала Т. Сандерса. В этих проектах в экспедицию на Камчатку предлагалось отправить из Петербурга военные корабли, которые должны были плыть вокруг мыса Горн.

Оба автора проектов рассматривали эту морскую экспедицию, которую следовало ежегодно повторять, заменяя одни корабли другими, как средство поддерживать флот на достаточно высоком уровне и в мирное время. Они придавали также очень большое значение захвату территорий в Америке, по примеру того, как это было осуществлено с большой для себя выгодой Англией, Испанией и Португалией. Помимо этих преимуществ, морская экспедиция, отправляемая прямо из Петербурга, обеспечила бы снижение расходов и быстроту выполнения операций, так как продолжительность морского пути исчислялась в 9—10 месяцев, а продолжительность путешествия через Сибирь с постройкой судов на берегах Тихого океана — примерно в шесть лет.

По проекту Н. Ф. Головина, посланные корабли могут быть использованы для исследований в Тихом океане и поисков Америки, а также помогут снабжению припасами сухопутной экспедиции на Камчатку под командой В. Беринга, которой Н. Ф. Головин придавал большое значение (Дивин, 1953, стр. 70).

Т. Сандерс не упоминает о сухопутной экспедиции, и его проект имеет более военный уклон. Посылка на Камчатку военных кораблей открыла бы, но его мнению, широкие возможности. Кроме захвата земель в Америке и охраны русских владений, можно было бы с их помощью принудить Японию установить торговые отношения с Россией, так как в случае колебаний Россия могла бы угрожать ее судоходству. Кроме того, благодаря удобному расположению Камчатки, можно было бы влиять на государства, морские и торговые пути которых к восточным и южным странам были с Камчатки легко достижимы и могли быть поставлены под угрозу русскими военными кораблями; к числу таких стран Т. Сандерс относил Данию, Швецию, Англию, Голландию, Китай (ЦГАДА, ф. XXI, д. 9, лл. 135-136а).

Как мы уже отмечали, исследования дальних окраин России, в том числе и Восточной Сибири, открывавшие перспективы расширения «коммерции» и больших прибылей, интересовали крупных вельмож, а также встречали сочувствие в кругах зарождавшейся в России буржуазии.

Г. Миллер писал в 1764 г., что «во время… императрицы Анны Иоанновны было намерение превратить казенные (ходившие в Китай.— В. Г.) караваны в компанейский торг, в который, по образцу остиндских компаний в Голландии, Англии и во Франции, определить в капитал некоторое число компанистов, из них каждый купец или другой партикулярный мог бы столько, сколько ему угодно, на себя снять долей и за то положить свои деньги в компанию» (Бантыш-Каменский, 1882, стр. 410).

Свидетельством того, что задания, возложенные на Вторую Камчатскую экспедицию, отвечали чаяниям некоторых кругов предпринимателей, явилось бурное продвижение после ее окончания «партикулярных» лиц :на Алеутские острова и берега северо-западной Америки.

Вторая Камчатская экспедиция по тщательности подготовки заданий и ясности поставленных вопросов резко отличалась от более ранних экспедиций в Сибирь. Ее выгодно отличало от них и то, что поставленные перед ней вначале административные задачи были почти полностью исключены. Вместе с тем она сохранила характерную особенность некоторых из предшествовавших ей крупных сибирских экспедиций, заключавшуюся в нагромождении самых разнородных исследовательских заданий, обусловленных стремлением объединить и разрешить все вопросы, накопившиеся в этой области в ведомствах, связанных с Сибирью.

Наряду с тщательной детализацией задач экспедиции практические вопросы, касающиеся ее организации и дальнейшей деятельности, были разработаны далеко не достаточно. Эта экспедиция, выросшая в огромное предприятие, должна была, по существу, снаряжаться в Сибири, так как из Петербурга она везла лишь то, что нельзя было получить или сделать на месте: инструменты, некоторое оборудование, парусину, книги. В Сибири надлежало построить семь судов, из них четыре в Охотске (два для плавания к Америке и два для плавания к Японии), одно — в Тобольске и два — в Якутске (для плавания у северных берегов Азии). Кроме того, в разных местах необходимо было построить большое количество речных судов для транспортировки грузов по сибирским рекам через Сибирь. Для постройки этих судов экспедиция должна была не только заготовить и сплавить значительную часть необходимого для этого леса, но и построить около Якутска завод для производства недостающего металлического оборудования, гнать смолу, изготовлять канаты, жечь уголь и т. д. (ПСЗ, т. IX, стр. 67).

Состав экспедиции, который в значительной мере формировался также на месте, непомерно возрос, причем главным образом за счет лиц, выполнявших подсобные работы. Чтобы дать представление об их численности, укажем, например, что А. И. Чириков получил из Якутской провинции весной 1735 г. только для сплава провианта от Якутска до Юдомского Креста 731 человека (Экспедиция Беринга, стр. 192). Лейтенант В. Ларионов, присланный из Петербурга для оказания помощи экспедиции, писал в 1740 г. из Якутска в Адмиралтейств-коллегию, что для работ на перевозках необходимо 1046 человек (там же, стр. 240). Численность непосредственных участников экспедиции, т. е. экипажа судов и членов Академического отряда, достигала примерно 440 человек, но многие из них ехали с семьями.

При столь значительном количестве людей, входивших в состав экспедиции и обслуживавших ее, расход продовольствия был очень велик. «На оную экспедицию велено повсягодно,— доносила Иркутская канцелярия,— отпускать муки ржаной 50 000 пуд, круп тысяч по три, тако ж пеньки и прочих припасов немалое число». Получать эти продукты в Восточной Сибири было очень трудно (там же, стр. 365). Всякий недобор уменьшал часть, запасавшуюся для отправляемых кораблей, так как не выделять необходимый минимум продовольствия для обслуживающего персонала было невозможно.

Экспедиция обрастала хозяйственными предприятиями, так как нужно было варить соль (котлы для этого доставлялись из Екатеринбурга), заготовлять оленье мясо, сушеную рыбу, гнать вино из камчатской сладкой травы и т. д.

Местом главного строительства судов для экспедиций по Тихому океану и местом отправления наиболее громоздкой части экспедиции был Охотск; доставлять же туда грузы и продовольствие, как показал уже опыт Первой Камчатской экспедиции, было чрезвычайно трудно.

Грузы, доставлявшиеся на небольших судах до устьев рек Майи и Юдомы и даже до Юдомского Креста, переправлялись далее сухим путем прямо в Охотск или до р. Урак, которая бывала судоходна в течение короткого времени весной и летом после дождей. По Ураку грузы на специальных судах, вместимостью 150—200 пуд. (2,5—3 т), строившихся на «Урацком плодбище», сплавлялись к морю. Перевозить грузы по сухому пути от Юдомск го Креста можно было только при помощи людской силы; другого способа перевозки не было. В 1737 г. людям пришлось «на протяжении шести месяцев пятнадцать раз проделать путь туда и пятнадцать раз обратно и пройти, таким образом, каждому около трехсот немецких миль и притом все время в запряжке на манер лошади» (Ваксель, 1940, стр. 34).

В связи с медлительностью работ по постройке кораблей в Охотске такие перевозки совершались в течение шести лет (1735—1740 гг.), пока,. наконец, пакетботы, нагруженные положенным для путешествия в Америку запасом продовольствия, смогли отплыть из Охотска.

Во всех узловых местах этого прежде совершенно безлюдного района — при устьях Май и Юдомы, у Юдомского Креста, на «Урацком плодбище» — пришлось построить магазины и жилые дома. Производились большие работы но строительству жилых помещений ив Охотске (состоявшем тогда из 13 домов) для команды и мастеровых, строивших суда.

Выполнение всех этих работ требовало чрезвычайного напряжения сил. Вот как описывал В. Беринг состояние команды в Охотске: «Служители претерпевают несносную нужду, и все наги и боси находятся, к тому же без харчю живучи на одном хлебе, как выше предложено, веема изхудали…, ныне лутчево матроза от худости и от наготы признать не можно, что он матроз, а показует якобы самой вящей невольник» (Экспедиция Беринга, стр. 225). Таковы были условия, в которых производились возложенные на экспедицию работы.

Однако правительство, а также Адмиралтейств-коллегия имели смутное представление об условиях работы в Сибири, о чем свидетельствуют попытки конкретизации некоторых директив. Например, указом от 28 декабря 1732 г. местным властям предлагалось для обслуживания отрядов, которые должны были обследовать северное побережье Азиатского материка, «объявить везде подле моря кочующим ясачникам и промышленникам, чтобы они о тех шлюпках ведали и во время какой нужды без всякого опасения им помощь чинили, а на устьях речных, где рассудят оные посланные, сделали бы маяки, а в те месяцы, как положат идти, зажигали по ночам» (ПСЗ, т. VIII, стр. 1005). Едва ли нужно объяснять, насколько это было мало выполнимо на пустынных берегах северной Азии, особенно к востоку от Енисея.

Не представляли себе в Петербурге и трудностей, связанных с заготовкой провианта и перевозкой грузов, в указе об этом говорится, как о простом деле: «А что о. провианте, та ж Коллегия представляет, дабы на отправляющихся на Камчатку и в Охотск вышеписанных служителей заготовить в Якутске по приложенной росписи, и о том бы послать в тамошние места указы, а из Якутска, для отправления водой надобно построить надлежащее число судов и заготовить к перевозу того же провианта потребные припасы» (там же, стр. 1011).

В ответ на представления В. Беринга и А. И. Чирикова, имевших опыт Первой Камчатской экспедиции, Сенат предложил экспедиции договориться об удовлетворении всех потребностей с тобольским губернатором, иркутским вице-губернатором, якутским воеводой, или самим «иметь заблаговременное рассуждение».

Интересен проект члена Кабинета министров М. Г. Головкина, доложенный в Сенате 3 августа 1733 г., в котором он, напоминая об опыте Первой Камчатской экспедиции, приводит подробные соображения об организации заготовок хлеба, перевозок по рекам, строительстве пристаней и т. д. Но он сводил вопрос к тому, что «о изобретении сих способов к дешевому и к скорому провозу, хотя и писано в указе в Сибирской приказ и к Сибирскому губернатору, и в инструкции капитану командору Берингу, однакож кратко» (ЦГАДА, ф. Сената, кн. 664, л. 295). Он не понимал, что трудность заключалась не в отсутствии достаточно подробных инструкций, а в их осуществлении, которое нельзя было возлагать только на экспедицию.

Говоря об организации экспедиции, следует упомянуть обстоятельство, которое, по мнению А. П. Соколова (1851в, стр. 231),, «имело гибельные последствия», а именно ограничение власти начальника экспедиции. В. Берингу инструкциями Сената и Адмиралтейств-коллегий предписывалось совещаться не только с А. И. Чириковым, что соответствовало общему порядку того времени, но и с офицерами, а по необходимости обращаться и к академикам. В. Беринг, за редкими исключениями, выполнял эти указания. Поэтому А: И. Андреев (1943а, стр. 19) с полным основанием утверждает, что ответственность за многие неудачи, случившиеся при проведении экспедиции, особенно в 1740—1741 гг., нельзя возлагать на одного В. Беринга.

Таким образом, в организации этой величайшей экспедиции был ряд существенных недочетов, которые легко могли привести к ее полной неудаче. Если этого не случилось, то только благодаря доблести ж героизму большинства офицеров, матросов, солдат и казаков, которые своим трудом и исключительной выносливостью компенсировали организационные’ дефекты.

Подготовка официальных документов несколько задержалась: инструкция Академии наук но сбору научных сведений были представлены в Сенат 28 ноября 1732 г. Что же касается инструкций на время плавания отрядов и на время пребывания их на суше, то составление первой из них было закончено Адмиралтейств-коллегией 28 февраля 1733 г. (Экспедиция Беринга, стр. 151), а вторая, подготовленная. Сенатом, была утверждена им 20 марта 1733 г. (ЦГАДА, ф. Сената, кн. 666, лл. 200 и 516).

Отправка членов экспедиции из Петербурга началась в феврале 1733 г. Первым в Сибирь выехал М. Шпанберг в сопровождении 10 человек команды. Ему были поручены важные подготовительные работы. Он имел с собой специальный указ Сената от 15 февраля 1733 г. о предоставлении ему помощи местной администрацией.

Но за полтора года успехи М. Шпанберга оказались незначительными. Он сумел более или менее удовлетворительно организовать лишь строительство кораблей в Тобольске и Якутске для плаваний у северных берегов Азии. Корабли были закончены в 1734 и 1735 гг. Наиболее острый вопрос о доставке продовольствия в Охотск, где должны были строиться корабли, остался неразрешенным, так как отправленная им мука (около 40 т) застряла, не доходя до Юдомского Креста. Сам М: Шпанберг, бросив ее, уехал в Охотск. Железо и пенька были заготовлены им для экспедиции в совершенно недостаточном количестве (Экспедиция Беринга, стр. 187— 191). Вследствие этого вся тяжесть подготовки экспедиции легла на ее главный отряд, выступивший (без Академического отряда) из Петербурга на подводах 2 марта 1733 г. (там же, стр. 97—99). От Твери он двигался по Волге и Каме, а с наступлением морозов — по санному пути и 2 декабря

1733 г. добрался до Тобольска. В январе туда же прибыл и Академический отряд, выехавший из Петербурга 3 августа 1733 г.

В Тобольске экспедиция разделилась. В. Беринг понял, что на подготовительные работы потребуется несколько лет, и договорился с членами Академического отряда, что они поедут в Якутск, следуя избранным ими маршрутом. Был выделен также отряд лейтенанта Д. Л. Овцына, который, получив снаряжение и продовольствие, начал 14 мая 1734 г. плавание из Оби к устью Енисея. А. И. Чирикову был поручен весь обоз, сильно выросший после получения в Тобольске материалов, артиллерии, и значительно пополненная в Тобольске команда. Он выступил из Тобольска ранней весной 1735 г. на 70 судах, построенных им в Верхоленске, и в июне 1735 г. прибыл в Якутск (Экспедиция Беринга, стр. 192). Самые мелкие суда, груженные продовольствием, были тогда же направлены в дальнейший путь, чтобы подвести провиант возможно ближе к Охотску. Однако до Юдомского Креста они смогли дойти только в 1736 г.

Сам В. Беринг с небольшой командой выехал из Тобольска 16 февраля

1734 г., чтобы провести в Якутске те необходимые подготовительные мероприятия, в которых так мало преуспел М. Шпанберг. 23 октября через Тару, Енисейск, Красноярск и Иркутск он прибыл в Якутск.

В Якутске В. Берингу пришлось задержаться, так как он столкнулся е организационными трудностями, не предусмотренными указами. Довольно долгое время успехи экспедиции были очень невелики. В донесении Адмиралтейств-коллегий 5 декабря 1737 г. В. Беринг писал: «До прибытия нашего в Якуцк, не токмо в Охоцк, провианта ни единого пуда на служителей не завезено, но и судов для перевозу того провианту, тако ж и магазейн на Майской пристани и на Юдоме реке ничего не построено было и работных людей не имелось» (ЦГА ВМФ, ф. 216, д. 24, л. 226 и об.). «И ежели б я ожидал отправления от Якуцкой канцелярии и от охоцкого правления, а в перевозу провианта не вступил, то всемерно и по ныне жили бы празно, и судовому строению и зачину бы не было» (Экспедиция Беринга, стр. 229).

В Якутске, как и в Тобольске, В. Берингу сравнительно легко удалось отправить отряды для исследования северных берегов Азии, выступившие под командованием В. М. Прончищева и П. Лассениуса в плавание уже в 1735 г. Но задачу по снабжению Охотска продовольствием и по строительству там кораблей В. Берингу и А. И. Чирикову удалось разрешить только через. 6 лет напряженной работы, производившейся в тяжелых бытовых условиях и в беспрерывных столкновениях с местными властями. Вместе с тем приходилось защищаться от упреков. Петербурга, не представлявшего всех трудностей этого дела.

Несмотря на большое количество продовольствия, заготовлявшегося для экспедиции, в Охотске удалось запасти 3573 пуд хлеба (муки, крупы, сухарей) и прочего продовольствия для судов, которые должны были плыть к Японии (там же, стр. 223) только в 1738 г., когда и были отправлены суда, спущенные на воду уже в 1737 г.

Отправка зимой 1736 г. в Охотск А. И. Чирикова для ускорения строительства судов и переезд туда (под давлением Адмиралтейств-коллегий) 5 сентября 1737 г. В. Беринга не привели, конечно, к существенным результатам. Начав в Охотске строительство двух пакетботов для плавания к Америке, после того как были спущены на воду суда для плавания к Японии, В. Беринг и А. И. Чириков закончили эту работу только через три года — в 1740 г. (Ваксель, 1940, стр. 49; Экспедиция Беринга, стр. 99).

Невелики были в первое время и успехи плаваний у северных берегов Азии, так как, кроме Д. Л. Овцына, плававшего из устья Оби к устью Енисея, остальные отряды терпели большие неудачи. Сенат и Адмиралтейств-коллегия, не видевшие в течение продолжительного времени почти никаких положительных результатов и получавшие многочисленные доносы, все резче выражали свое недовольство развитием дела.

В Сибири вокруг экспедиции сложилась нездоровая обстановка.

Возникало недовольство местных властей, для которых экспедиция создавала большие хлопоты. К тому же далеко не безупречное поведение некоторых членов экспедиции, обвинявшихся в лихоимстве, «курении» вина, торговле китайским табаком и мехами, драках и т. д., создавало повод для жалоб. Большая переписка такого рода связана с именем М. Шпанберга. Возникали доносы членов экспедиции друг на друга. Много доносов относилось к В. Берингу.

Немалую роль в создании около экспедиции атмосферы недоверия и подозрения сыграл вторично назначенный в 1733 г. начальником Охотского порта Г. Г. Скорняков-Писарев, который должен был помогать экспедиции, но плохо выполнял свои обязанности. Имеющиеся в литературе известия рисуют его опустившимся человеком (Сгибнев, 1869 г., стр. 28—32).

Серьезным поводом для нападок на экспедицию были крупные расходы, связанные с ее длительным пребыванием в Сибири, а также тяжелое положение населения, вынужденного ее обслуживать, что приводило иногда к недовольству, доходившему до восстаний.

При создавшейся неблагоприятной обстановке большую помощь экспедиции оказывала Адмиралтейств-коллегия, которая в основном и защищала ее интересы, так как в Сенате уже не было И. К. Кирилова, который в 1734 г. уехал в Оренбургскую экспедицию.

Н. Ф. Головин, стоявший во главе Адмиралтейств-коллегий, как мы видели, был убежден в государственном и научном значении экспедиции. Для участников экспедиции Н. Ф. Головин был больше чем официальным руководителем. Опубликованная большая переписка с ним членов экспедиции, начиная от штурмана Ф. А. Минина и кончая В. Берингом, показывает, что они относились к II. Ф. Головину с большим доверием и рассчитывали найти в нем защитника экспедиции и их личных интересов (Экспедиция Беринга).

Правда, некоторые постановления Адмиралтейств-коллегий и принятые ею меры представляются слишком поспешными: например, постановление (31 января 1731 г.), которым В. Беринг был лишен добавочного жалования, или требование о переезде В: Беринга в 1737 г. из Якутска в Охотск, хотя его пребывание в Якутске еще было необходимым. Но эти ошибки были вызваны волной разных обвинений и доносов, поступавших с мест.

Предъявляя настойчивые требования о безусловном выполнении экспедицией порученных ей заданий, Адмиралтейств-коллегия отнюдь не была простым блюстителем буквы закона, она прекрасно ориентировалась в географическом материале и данных морских наблюдений и предостерегала экспедицию от ошибок в ее работе. В 1737 г. она, вопреки представлению В. Беринга о трудности плаваний у берегов северной Азии, подкрепленному мнением офицеров Второй Камчатской экспедиции и профессоров, опиравшихся на историческую справку Г. Миллера, все же решила продолжать эти плавания, опровергнув по существу представленные ей В. Берингом доводы.

Вместе с тем Адмиралтейств-коллегия содействовала устранению многих препятствий, задерживавших работу экспедиции. В 1736 г. она решила просить Сенат снять с должности начальника Охотского порта Г. Г. Скорнякова-Писарева. В 1737 г, получив известие о переезде В. Беринга в Охотск, она просила Сенат назначить в Якутск и Охотск надежных людей, которые добивались бы от местных властей выполнения указов о содействии экспедиции. Эта просьба, неоднократно повторявшаяся, привела (правда, с опозданием) к отправлению в 1739 г. в Сибирь лейтенантов. В. И. Ларионова и Г. Толбухина (Соколов, 1851в, стр. 336).

Адмиралтейств-коллегии приходилось отстаивать интересы и в более сложной обстановке. 25 июля 1738 г. в Кабинет министров поступило сообщение из Сибирского приказа о доносе Г. Г. Скорнякова-Писарева, полученном в октябре 1737 г. В доносе писалось, что от Камчатской экспедиция «до сего никакова приращения интереса не учинено, да и впредь не надеется быть, кроме великих государственных казенных убытков», <и «что та экспедиция напросилась в Сибирь ехать только для наполнения своего кармана, е Беринг уже и в Якуцку великие пожитки получил». Кабинет министров предложил 19 августа Сенату рассмотреть «обще с Адмиралтейскою коллегиею, возможно ли оную Камчатскую экспедицию в действо произвесть, дабы от того, хотя б впредь, напрасных казне убытков не было» (Экспедиция Беринга, стр. 83—84).

«Отчет о Камчатской экспедиции», составленный в Адмиралтейств-коллегий 5 октября 1738 г. по требованию Сената, показал, насколько были ошибочны первоначальные представления о стоявших перед экспедицией трудностях и о ее стоимости. При скромных успехах, которые были описаны выше, расход на ее содержание в 1733 г. составил уже около 285 тыс. руб. Однако Адмиралтейств-коллегия, рассмотрев в декабре 1738 г. этот вопрос, написала в Сенат, чтоб «ту экспедицию действием производить, дабы издержанная на ту экспедицию немалая денежная сумма не могла остаться втуне» (МРФ, 1880, стр. 706—707). Сенат согласился с этим предложением.

Наиболее опасное для экспедиции время наступило в 1739 г., когда состав Адмиралтейств-коллегий был обновлен и в ней началась борьба между оставшимися в ее составе старыми членами и новыми лицами, приверженцами назначенного на должность вице-президента Адмиралтейств-коллегий Ф. И. Соймонова, который был другом одного из кабинет-министров— А. П. Волынского. В качестве обер-прокурора Сената Ф. И. Соймонов выступал против непорядков в Морском ведомстве, виновником которых считал Н. Ф. Головина. Возник также проект отстранения В. Беринга, пользовавшегося поддержкой Н. Ф. Головина. В. Беринга, которого упрекали в медлительности, предполагали заменить М. Шпанбергом (Андреев, 1943а, стр. 22).

М. Шпанберг, желая отгородиться от обвинений в неуспехах, предъявлявшихся экспедиции, писал доклады в Адмиралтейств-коллегию (Экспедиция Беринга, стр. 268), в которых выставлял в выгодном свете свою деятельность и не упоминал об оказанной ему помощи. Его «гордость и ловкая похвала» создали о нем хорошее представление в Адмиралтейств-коллегий, которая предлагала в 1736 г. заменить им Г. Г. Скорнякова-Писарева (МРФ, 1880, стр. 246—247). Совершенное им в 1738—1739 гг. плавание в Японию, известие о котором было получено в Петербурге в первых числах января 1740 г., конечно, еще более улучшило мнение о нем.

В начале 1740 г. был заготовлен проект указа на имя М. Шпанберга и сочиненный Ф. И. Соймоновым проект инструкции. В этих документах предлагалось поставить М. Шпанберга на место В. Беринга, а последнего отозвать в Петербург (Экспедиция Беринга, стр. 259). Осуществление такого проекта тяжело отозвалось бы на экспедиции, так как ограниченный и грубый М. Шпанберг не был способен вести сложную планомерную организационную работу и не пользовался уважением и симпатиями офицеров и команды.

После падения А. П. Волынского и ссылки Ф. И. Соймонова в апреле 1740 г. Это дело было приостановлено. М. Шпанберг, уже вызванный в Петербург, был остановлен курьером, встретившим его 8 июля 1740 г. «около г. Киренска на Лене. Ему предлагалось вернуться в команду В. Беринга; тот же курьер привез предписание В. Берингу представить подробный отчет о ходе экспедиции.

Этим не закончилось разбирательство вопроса о судьбе экспедиции, так как 9 сентября 1740 г. Адмиралтейств-коллегия слушала присланный из Сената указ «О рассмотрении о камчатской экспедиции, возможно ль оную в действо произвести и о подаче о том коллегии доношения с мнением» (МРФ, 1880, стр. 706—707). Адмиралтейств-коллегия подтвердила «свое мнение, представленное в Сенат в 1738 г.

Участники экспедиции, конечно, знали о предложениях по ее реорганизации, и это отзывалось на их моральном состоянии.

Вот в каких сложных и трудных условиях проходили подготовительные работы к экспедиции.

 

Источник—

Греков, В.И. Очерки из истории русских географических исследований в 1725-1765 гг./ В.И. Греков.- М.: Издательство академии наук СССР, 1960.- 425 с.

 

Предыдущая глава ::: К содержанию ::: Следующая глава

Оцените статью