Мы рассмотрели данные, полученные при исследовании мне-стических процессов у больных с поражением левой височной области, остановившись последовательно на серии случаев, при которых очаг (чаще всего опухоль) располагался в глубоких отделах передне-, средне- и задневисочной областей; лишь после этого мы перешли к рассмотрению тех же нарушений у больных, у которых поражение вовлекло глубокие отделы левой лобо-височной системы.
Рассмотренные материалы позволяют сделать достаточно отчетливые выводы.
В отличие от большинства больных с глубокими поражениями мозга, расположенными по средней линии и вовлекающими как медиальные отделы коры больших полушарий, так и образования верхнего ствола (их описанию посвящен первый выпуск книги), ни у одного из больных с поражениями, расположенными в глубине височной области, мы не встречали случаев общих мнестических расстройств, протекающих на фоне нарушений сознания.
Все только что описанные больные (которые являются лишь единичными примерами очень большого числа ранее изученных нами больных) ( А. Р. Лурия [1947], [1969], [1970] и др.) оставались полностью ориентированными в окружающем, как правило, хорошо оценивали свое заболевание, критически относились к своим дефектам и пытались корригировать их. Исключая больных с массивным лобно-височным поражением, все они активно работали над восстановлением нарушенных функций, пытаясь применять в целях компенсации дефекта те или иные приемы; они относились именно к тем больным, которые входят в основной состав групп для восстановительного обучения (А. Р. Лурия [1948]; Л. С. Цветкова [1972]).
Как правило, у больных, которых мы описали на предшествующих страницах, не имели места и выраженные нарушения фонематического слуха; они не проявляли картины выраженной сенсорной (акустико-гностической) афазии, не давали грубой картины нарушений фонематического слуха, отчуждения смысла слов, нарушенный номинативной функции речи и расстройств письма».типичных для картины речевых расстройств, описанных в другом месте (А. Р. Лурия [1947], [1969], [1970]; Э. С. Бейн [1947], [1964] и др.).
Все больные занимавшей нас только что группы (за исключением больных с массивными лобно-височными поражениями) могли быть в той или иной степени отнесены к группе больных с картиной акустико-мнестической афазии.
Это означало, что центральным дефектом у этих больных являлось нарушение модально-специфической слухоречевой памяти, и именно оно составляло центр описанного нами синдрома.
В приведенных выше наблюдениях это проявлялось в том, что больные, имевшие достаточно сохранную двигательную, зрительно-пространственную и эмоционально-личностную память, хорошо сохраняя мотивы и намерения, начинали обнаруживать заметные дефекты, как только мы ставили их перед необходимостью удерживать слухоречевые следы.
Эти дефекты обычно лишь в незначительной степени проявлялись в удержании единичных звуков или слов; однако они начинали выступать с полной отчетливостью, как только мы переходили к опытам с запоминанием серий, состоящих из нескольких, чаще всего трех-четырех, слухоречевых элементов (звуков или слов). В этих случаях можно было видеть, что больные после одного устного предъявления могли удержать только часть предъявленного им ряда и при достаточно большом объеме (серии из четырех-пяти изолированных звуков или слов) оказывались не в состоянии воспроизвести этот ряд даже после многократного предъявления.
Характерно, что основная группа больных с описываемым синдромом акустико-мнестической афазии не могла воспроизвести достаточно длинный ряд слухоречевых элементов, но не испытывала сколько-нибудь значительных трудностей при воспроизведении аналогичного ряда зрительно предъявлявшихся элементов (например, графически изображенных фигур). Этот основной факт указывает на то, что наблюдаемые нами нарушения мнестических процессов действительно носили в этих случаях характер модально-специфических нарушений слухоречевой памяти.
Факты, которые мы описали выше, позволяют предполагать, что основные механизмы нарушения этих модально-специфических форм памяти близки к тем, которые были описаны в первом выпуске этой книги, что они прежде всего связаны с воспроизведением следов данного материала и что в трудностях воспроизведения существенную роль играют факторы интерференции, тормозящие воспроизведение этих следов и иногда принимающие хорошо известную в психологии форму про- и ретроактивного торможения.
Это проявлялось уже в том, что предъявление единичных слухоречевых компонентов не вызывало заметных нарушений воспроизведения, что воспроизведение резко нарушалось при увеличении числа звеньев (объема) предлагаемого ряда; дефекты обнаружились с достаточной отчетливостью и в том, что даже незначительное отвлечение побочной (интерферирующей) деятельностью приводило к резкому затруднению воспроизведения ранее предъявлявшегося слухоречевого ряда. Наконец, влияние интерференции, блокирующее воспроизведение слухоречевого ряда, можно было видеть и в том, что, если больному предлагалось удерживать отдельные элементы слухоречевого ряда порознь, возможность последующего воспроизведения всего слухоречевого ряда в целом заметно возрастала. Мы не приводили этих последних данных в нашем изложении, потому что они являются предметом специального исследования, проводимого в нашей лаборатории Л. С. Цветковой, и будут служить предметом специальной публикации.
Существенной особенностью нарушения мнестических процессов в только что описанных случаях является и тот факт, что к основному фактору, затрудняющему процесс воспроизведения слухоречевых следов (тормозящее влияние взаимной интерференции элементов предложенного ряда или побочной деятельности), здесь, возможно, присоединяется и непосредственная слабость самих слухоречевых следов и их повышенное угасание. Это предположение, которое мы уже упоминали в первой части нашего исследования и которое отмечалось и в прежних работах нашей лаборатории (М. Климковский. [1965]), еще не может считаться достаточно прочно установленным и нуждается в специальном исследовании.
Основным результатом, полученным в ходе только что изложенного исследования, является факт зависимости характера обнаруженных мнестических расстройств от локализации очага, иначе говоря, от того, какие отделы левой височной области оказываются нарушены и в каких сочетаниях протекают эти нарушения.
Если очаг располагается в пределах полюса левой височной области, не вовлекая ее средние разделы (как это имело место у перовой описанной больной), нарушения слухоречевой памяти могут вовсе не иметь места.
Если очаг располагается в передних отделах левой височной области, распространяя свое влияние и на средние разделы левой височной области (как это имело место во втором из описанных случаев, где киста направлялась к глубине средних височных отделов), акустико-гностические нарушения не возникают, но модально-специфические нарушения слухоречевой памяти проявляются с полной отчетливостью, в то время как нарушение зрительных следов памяти не имеет места. Аналогичные случаи были описаны как нами, так и сотрудниками нашей лаборатории (А. Р. Лурия 11947]; М. Климковский [1965]; А. Р. Лурия и Т. А. Карасева [1967] и др.).
Совершенно иная картина возникает в тех случаях, когда очаг, расположенный в средних отделах левой височной области, распространяется кзади, вовлекая и образования затылочной и темен-но-затылочной области. В случаях, для которых существенным является возникновение явлений оптической афазии (А. Р. Лурия [1969] и др.), модально-специфические нарушения памяти приобретают более сложный характер, распространяясь не только на слухоречевую, но и на оптико-мнестическую сферу.
Как мы видели из описанных нами наблюдений, дефекты проявляются в этих случаях в равной мере как при воспроизведении слухоречевых, так и при воспроизведении зрительных следов, но ни в какой степени не превращаются в общие, модально-неспецифические нарушения памяти.
Наконец, нарушения мнестических процессов принимают совсем иной характер в тех случаях, когда патологический очаг носит комбинированный характер и распространяется как на глубину левой лобной, так и на передние отделы левой височной области. Возникающий в этих случаях «лобно-височный синдром» также проявляется в нарушениях памяти, но эти нарушения носят совсем иной по своей структуре характер и являются в собственном смысле этого слова нарушением мнестической деятельности.
Возникая на фоне общей адинамии и нарушения прочности намерений, приводящего к распаду сложных программ действий, типичному для больных с массивным поражением лобных долей мозга (А. Р. Лурия [1962], [1963], [1969]; А. Р. Лурия и Е. Д. Хомская [1966]), этот синдром имеет ряд особенностей. Больные легко заменяют воспроизведение данного им ряда действием раз возникшего инертного стереотипа, что и разрушает правильное выполнение мнестической задачи. Характерно, что влияние патологически инертного стереотипа может в этих случаях не только нарушать воспроизведение ранее предъявленного ряда, но нередко приводит и к своеобразному «отчуждению смысла слов», которое может имитировать явления сенсорной (акустико-гностической) афазии, но на самом деле имеет совсем иную природу.
Естественно, что модальная специфичность нарушения одной только слухоречевой памяти здесь начинает теряться, в картину нарушения вовлекаются и процессы нарушения двигательных следов, вся картина мнестических расстройств принимает более глобальный характер, еще не приводя, однако, к общим нарушениям сознания.
Изложенный материал в значительной мере является лишь первым этапом нейропсихологического изучения основных форм и механизмов нарушения памяти, возникающих при локальных поражениях мозга.
Во втором выпуске этого исследования мы обратимся к клиническим синдромам нарушения памяти при глубоких поражениях мозга и попытаемся дать картины вариантов расстройств памяти и сознания, которые возникают при подобных поражениях в зависимости от того, какие отделы мозга вовлекаются в патологический процесс.
—Источник—
Лурия, А.Р. Нейропсихология памяти/ А.Р. Лурия.- М.: Педагогика, 1974.- 312 с.
Предыдущая глава ::: К содержанию ::: Следующая глава
