Наиболее трудные задачи предстояло разрешить отрядам, которые должны были идти на запад и на восток от устья Лены. Исследования этих отрядов производились в два этапа с трехлетним перерывом, так как потребовалось вмешательство Адмиралтейств-коллегий, чтобы рассеять впечатление о нецелесообразности дальнейших плаваний, создавшееся у участников после первых серьезных неудач.
Начальником отряда, отправлявшегося на дубель-шлюпке «Якутск» (длина 21,4 м, ширина 5,5 м, осадка 2 м) к западу от устья р. Лены, В. Беринг назначил лейтенанта В- М. Прончищева. В его распоряжении было около 50 человек команды, в том числе подштурман С. И. Челюскин, геодезист Никита Чекин (направленный из Академического отряда), квартирмейстер и лекарь (Соколов, 1851в, стр. 290; Яников, Великая северная экспедиция, 1953, стр. 239). Кроме того, с В. М. Прончищевым охала его жена Мария Прончищева.
29 июня 1735 г. «Якутск» вышел вместе с ботом «Иркутск», имевшим задачу исследовать берега на восток от Лены. Не найдя прохода в западной протоке (Крестецкой) устья Лены, «Якутск» вышел в море через восточную протоку (Быковскую) и, выждав благоприятный ветер, 13 августа пошел в море. К 25 августа он был у устья р. Оленек, где В. М. Прончищев решил зимовать из-за позднего времени и открывшейся в судне течи.
В 1736 г. из-за льдов в устье р. Оленек отряд смог выйти в плавание только 1 августа. Дойдя до устья р. Анабары, В. М. Прончищев послал геодезиста и других людей для «описания и осмотра руды, которая была объявлена здешними обывателями» (Соколов, 18516, стр. 11). Это задержало экспедицию до 10 августа. К Хатангскому заливу «следовали между льдами с великою опасностию» (Экспедиция Беринга, стр. 158). Широта найденного прохода в Хатангский залив была, по определению В. М. Прончищева, 74° 09′.
После исследований Н. А. Бегичева, проведенных в 1908—1913 гг., стало известно, что посередине входа в Хатангский залив есть остров, и, таким образом, к северу и югу от него расположены проливы.
Однако В. М. Прончищев и последующие мореплаватели до Н. А. Бегичева знали только один северный пролив, который и изображен на старых картах; на месте южного пролива на них показан берег полуострова, Широту достигнутого им северного пролива В. М. Прончищев, по-видимому, сильно занизил, так как она близка к действительной широте южного пролива.
Дойдя к 18 августа до залива Фаддея, отряд принял его за устье реки, «которая по слуху тамошних жителей и мы надеемся быть Таймуре» (в действительности устье Нижней Таймыры расположено к юго-западу от мыса Челюскин).
От «р. Таймуры» «подошли великие острова» (Экспедиция Беринга, стр. 158), между которыми и берегом залива был «стоячий» лед. «Якутск» стал огибать его, отклоняясь в море. Вдали от берега виднелись высокие горы.
Описание плавания «Якутска» в этом районе содержится в рапорте С. И. Челюскина от 24 сентября 1736 г.: «И пришли к той реке Таймуре августа 18 дня и от той реки возле льдов в море пошли, чтоб их обойти, и нашел великий туман; не видали ни берегу, ни островов, токмо шли около тех лдов миль с тридцати оные лды нас повели в север, и был великой туман и многократно, обрасопя парусы, бросали лот; токмо целым диплотленем сто двадцат сажен земли не достали и оные лды очень глаткия и по нашему мнению мним, что их и не ломает…, и от севера уже оны лды нас отводить стали. И шли на нордост и в великой были опасности и, как стал туман подыматца, то увидели впереди себя и по обе стороны лды великие. Которые были по левую сторону от берегу, те стоят, а которые в море видены и перед нами, тех обстоятельно признать было не возможно, стояли оные или их носит; токмо которые в море близ нас были лды ис тех видели, что носит, однако, так часто, что не токмо дубель-шлюпке, ни лотке пройтит было нельзя. А берег остался и не видеть было» (ЦГА ВМФ. ф, 216, д. 24, л. 38 и об.). В это время они находились на 77° 29′ с. ш., т. е. почти у широты мыса Челюскина (77°44′ с. ш.), вдали от берега.
Едва ли можно найти что-либо более ясно рисующее мужество отряда В. М. Прончищева, чем этот короткий рассказ о плавании маленького «Якутска» 18 августа за 77-й параллелью.
Кроме описанных тяжелых для «Якутска» условий, дело осложнялось тем, что В. М. Прончищев уже с самого выхода из р. Оленек болел цингой, принявшей тяжелую форму. Были больны и некоторые члены команды.
19 августа 1736 г. В. М. Прончищев собрал совет с участием боцманмата В. Медведева, «подкоистапеля» В. Григорьева, штурмана С. Челюскина, геодезиста Н. Чекина. Совет решил: «В тракт наш иттить не возможно, что великие льды не пропущают; того ради наша мнения, что надлежит ныне возвратитца назад и следовать к жилым местам» (там же, л. 314).
Когда бот был близ губы, «в которую оная река Таймура выпала, ветр затих и стало быть тихо и в то время был мороз прежестоки, от которого морозу по всему морю покрылось море льдом, чего ради шли на гребле и насило веслами оной лет могли разбивать, и около судна и перед носом великой от лда шум» (там же, л. 310). Отсутствие ветра в этих условиях особенно затрудняло движение.
29 августа бот подошел к устью р. Оленек (рис. 19). Как раз в этот день скончался В. М. Прончищев, а 11 сентября за ним последовала его жена (Соколов, 1851в, стр. 295).
После смерти В. М. Прончищева в исследованиях берегов северной Азии от устья Лены к Енисею наступил перерыв. Чтобы понять причину этого, следует рассмотреть события, происходившие в отряде, который должен был плыть к востоку от Лены на боте «Иркутск». Его задачей было идти «подле берегов до устья Колымы реки и оттуда подле берегов к востоку, и, обойдя угол, которой в карте показан в 73 градусах, подле берега ж до Анадырского и Камчатского устей». Предлагалось проверить также, есть ли против устья р. Колымы остров, «о котором разглашено, якобы земля великая». «А буде такое место придет, что сибирский берег с американским сошелся… то следовать подле того берега сколько возможно…., и притом выведывать, далеко ль на другой стороне земли Полуденное или Восточное море…» (Экспедиция Беринга, стр. 92—93).
Путь от р. Лены до Камчатки, который предстоял этому отряду, составлял около 2,5 тыс. км вдоль северного берега Азии и немного меньше вдоль берега Тихого океана; он был по протяжению приблизительно равен пути, пройденному всеми отрядами от Архангельска до р. Лены.
Этот отряд должен был повторить подвиг С. И. Дежнева и обогнуть северо-восточный мыс Азии, но при этом пункты отправления и прибытия были разделены друг от друга расстоянием примерно вдвое большим, чем во время плавания С. И. Дежнева, который вышел из устья Колымы и прибыл к устью Анадыря.
Кроме трудностей, предстоявших всем отрядам, плававшим у берегов Северного Ледовитого океана, этот отряд должен был столкнуться с особым затруднением, так как на значительном протяжении берегов, около которых ему предстояло плыть, обитали воинственные чукчи и высаживаться там было опасно.
С этими берегами сочетались разные фантастические представления. На чертеже С. У. Ремезова «Всех градов и земель Сибири» 1701 г. недалеко за Леной нанесен «неограниченный мыс», возникший, возможно, в результате объединения современного мыса Св. Нос и Большого и Малого Ляховских островов. По более поздним сведениям, имевшимся в Якутске, этот мыс доходил до 76° 30′ с. ш. В. Беринг оставил открытым вопрос, соединяется ли Азия севернее 67° 18′ с Америкой, и сохранил на своей карте пресловутый «Шелацкой Нос», доходивший до 76° с. ш.
A. И. Чириков, понимавший лучше других особенности работы этого отряда, настаивал, чтоб для него построили не дубель-шлюпку, а «бот большой препорции и при нем малую шлюпку четырехвеселную» (там же, стр. 205). Впоследствии, когда в ходе плавания выявились связанные с ним трудности, Адмиралтейств-коллегия стала вносить в свои указания поправки и ограничения.
Во главе этого отряда В. Беринг поставил лейтенанта Петра Лассениуса, шведа по происхождению. Команда бота. «Иркутск» (длина 18,3 м, ширина 5,5 м и осадка 2 м) состояла из 52 человек, включая подштурмана Василия Ртищева и геодезиста Д. Баскакова.
Выше уже указывалось, что «Иркутск» вышел из Якутска вместе с дубель-шлюпкой В. М. Прончищева 29 июня 1735 г. Пройдя Быковскую (восточную) протоку устья Лены, «Иркутск» вышел 6 августа в море (там же, стр. 105). Дальнейшее плавание было непродолжительным, так как уж 11 августа судно встретило льды, пробиться через которые было невозможно, и 18 августа оно вошло в устье р. Хараулах на юго-западной стороне губы Буорхая, где команда бота построила казарму. Рассчитывая на плавание в течение двух лет, П. Лассениус сильно убавлял рацион команды. Вскоре началась цинга, от которой 19 декабря умер первым сам П. Лассениус, а к концу зимы погибло 39 человек; в числе живых остался подштурман В. Ртищев, принявший команду.
B. Беринг назначил новым командиром «Иркутска» лейтенанта Д. Я. Лаптева и выделил из состава команды Второй Камчатской экспедиции 52 человека, сменивших тяжело больных людей экипажа «Иркутск» (там же. стр. 157).
31 мая 1736 г. на трех дощаниках, груженных продовольствием, Д. Я. Лаптев выступил из Якутска и направился к устью р. Хараулах, где (стоял «Иркутск». С ним был лейтенант М. Г. Плаутин. Часть команды с подштурманом М. Я. Щербининым была отправлена раньше. Из-за льдов дощаники были оставлены в устье Лены. Д. Я. Лаптев пешком отправился к месту, где стоял «Иркутск», и прибыл туда 17 июля (Соколов, 1851в, стр. 311). В поход на восток он выступил 11 августа, взяв курс «далее в море, чаяли, лутче морем лед разбило» (ЦГА ВМФ, ф. 216, д. 24, л. 30 об.). «Иркутск» дошел до широты 73° 16′, т. е. оказался севернее мыса Буорхая, который нужно было обогнуть.
13 августа подошли к «стоячему» льду, конца которого к востоку и западу видно не было. Д. Я. Лаптев слышал, что впереди около мыса Св. Нос «через все лето лед стоит и не растаивает», также и «у берега, называемого Бархоу (мыс Буорхая.— В. Г.), который был от нас на зюд ост, один градус 4 минуты в расстоянии, чрез все ж лето повсягодно стоячей лед из виду не относит». Созванный 14 августа совет решил «возвратитца в р. Лену и на предбудущий 1737 г. на море не выходить, понеже к проходу до р. Колымы и до Камчатки по всем обстоятельствам ныне и впредь нет никакой надежды» (там же, л. 30 об. и 32). Того же числа, еле выбравшись из окружавших льдов, «Иркутск» пошел обратно и 6 сентября остановился зимовать в р. Борисовой (притоке Лены) на широте 70°40′.
В. Беринг, имея журналы о неудачных плаваниях в 1735—-1736 гг. В. М. Прончищева, П. Лассениуса и Д. Я. Лаптева и решения «консилиумов», предложил 7 февраля 1737 г. профессорам «осведомиться, хаживали ли из Ленского устья на Колыму кочи» и высказать свое мнение, следует ли отправлять Д. Я. Лаптева вновь в плавание (Экспедиция Беринга, стр. 380).
Г. Миллер составил по документам Якутского архива большую историческую справку «Известие о северном морском ходе из устья Лены реки ради обретения восточных стран» (ЦГАДА, ф. Сената, кн. 669, л. 150—161). Л. Делакроер, «своим и своих товарищей имянем» сообщил В. Берингу, что морской ход к востоку в прежние годы «был зело труден», а теперь «по оказыванию разных людей, Ледовитого моря перед прежними годами много убыло», поэтому в узком проходе между льдами и берегом плыть большим морским судам невозможно, а вдали от берега путь «весьма опасен и может быть непроходимой». Профессора предлагали «до указу» прекратить дальнейшие плавания (Экспедиция Беринга, стр. 380—381). Такое же мнение высказал и «консилиум» со всеми офицерами, учитывавший также, что двухлетний срок, установленный для плаваний инструкциями, уже истек.
К рапорту, направленному В. Берингом 27 апреля 1737 г. в Сенат, и к письму Н. Ф. Головину от того же числа, в которых излагалась история плаваний 1735—1736 гг., В. Беринг приложил копии рапортов офицеров о плавании 1735—1736 гг., мнение профессоров и историческую справку Г. Миллера.
В. Беринг разрешил Д. Я. Лаптеву отправиться в Петербург для личного доклада, чем последний и воспользовался в августе этого года. Еще на пути в Петербург Д. Я. Лаптев узнал о состоявшемся решении Адмиралтейств-коллегий, которая, рассмотрев 20 декабря 1737 г. представленные В. Берингом материалы, не согласилась с ними, указывая, что «будто всегда оной лед стоячий — утвердиться сумнительно», а «чтоб в море пред прежним воды было меньше, то суть невероятное известие». Что касается невозможности дальнейшего плавания, то «могут ли такие невозможности быть того неизвестно». Между тем «из давних лет незнающими навигации людьми и почитай погибельными судами, а походы в море бывали». Адмиралтейств-коллегия решила экспедицию «действием паки производить», допуская возможность продолжать плавания, хотя бы в течение четырех лет (МРФ, 1880, стр. 386-392).
Но Д. Я. Лаптев хотел лично доложить о положении вещей. Заслушав его, Адмиралтейств-коллегия 3 марта 1738 г. (там же, стр. 425—430) подтвердила свое решение, добавив, что в случае выяснившейся невозможности продолжать плавание по морю, Д. Я. Лаптеву и командиру отряда, который должен был плыть из устья р. Лены на запад, следует двигаться сухим путем, производя опись берегов.
Д. Я. Лаптеву в этом случае разрешалось идти от Колымского острога на Камчатку через Анадырский острог или «прямо на Камчатку». Получил в Камчатке судно и продовольствие от В. Беринга, он должен был плыл обратно к устью р. Колымы, огибая Чукотский мыс, который «по прежним недостоверным картам кажется в море далече протянулся». Наконец, если бы оказалось необходимым, Д. Я. Лаптеву разрешалось отступать от указаний Адмиралтейств-коллегий и «чинить все, как надлежит добросовестному по присяжной должности искусному морскому офицеру». О свои решениях Адмиралтейств-коллегия рапортом от 7 марта 1738 г. сообщила Сенату (ЦГАДА, ф. Сената, кн. 669, лл. 188—193). Таковы были повью указания, руководствуясь которыми экспедиции из устья Лены должны были после трехлетнего перерыва возобновиться.
На место умершего В. М. Прончищева был назначен лейтенант Харитон Прокофьевич Лаптев, двоюродный брат Дмитрия Яковлевича Лаптева.
Это назначение было как нельзя более удачно, так как X. П. Лаптев обладал необходимыми для исследователя качествами: легко ориентировался в сложной обстановке, твердо проводил свои решения, обладал огромном: энергией и личным мужеством. Умея требовать от участников экспедиции крайнего напряжения их сил, он и сам делил с ними все труды и лишения. Приехав 25 мая 1739 г. в Якутск, он застал здесь подготовленную к новой экспедиции дубель-шлюпку «Якутск», которая была приведена из устья р. Оленек в 1737 г. боцманом Медведевым. С. И. Челюскин и Н. Чекин прибыли сухим путем несколько раньше. С командой в 45 человек X. П. Лаптев вышел в плавание 7 июня 1739 г. Ознакомившись с обстановкой и опытом плавания В. М. Прончищева, он быстро понял, что исследования могут затянуться на несколько лет и что на п-ове Таймыр необходимо создать базу. Поэтому, выезжая из Якутска, он захватил на дощаниках большие запасы продовольствия.
Однако сначала X. П. Лаптев сделал попытку решить вопрос сразу, и, пройдя 21 июля западной (Крестецкой) протокой Лены в море и оставив дощаники в устье р. Оленек на зимовье, он направился в дальнейшее плавание. Пройдя миль семь к западу, «Якутск» встретил плотные льды, через которые он мог пробиваться лишь с большим трудом.
27 июля «Якутск» подошел к о-ву Бегичева и Н. Чекин сделал с ялбота общее описание бухты Нордвик, название которой было заимствовано X. П. Лаптевым у местных жителей (Соколов, 18516, стр. 11). Затем им пришлось в течение некоторого времени укрываться от льдов в небольшой бухте. 6 августа «пришли в Хатонскую губу, в которой от великого ветра с моря и великих лдов едва спаслись августа по 14 число. И того ж августа 21 дня пришли против Таймурской губы (залив Фаддея.— В. Г.) в ширине 76 градусов и 41 минуты ко льду стоячему, который начался от самого берега и лежит от берегу чрез вест и норд и к норд-осту неломаной» (Экспедиция Беринга, стр. 162). Подойдя к мысу «Санкт-Фаддея» (мыс Игнатия), мореплаватели соорудили там маяк. От посланных с бота людей они узнали, что когда туман на короткое время рассеивается, то с мыса к северу и северо-западу виден берег и высокие горы «милях в восми галанских». X. П. Лаптев 22 августа созвал совет, который решил идти обратно, так как в тихих местах вода ночью уже замерзала (там же).
Войдя в Хатангский залив, «Якутск» остановился 29 августа у устья р. Блудной, впадающей с правой стороны в р. Хатангу, недалеко от устья последней, где жило несколько семей тунгусов (эвенков) (Соколов, 1851в., стр. 301).
X. П. Лаптев решил сделать это место базой своих дальнейших исследований и проявил в этом деле свою недюжинную энергию и организационные способности. Всю зиму он занимался перевозкой сюда грузов из устья Оленека на собаках и на оленях, причем в пути одновременно бывало около 100 собак и несколько сот оленей (Миддендорф, 1869, стр. 73 и 74). Эта работа требовала огромного напряжения сил не только от команды, но и от местного населения, которое к тому же из-за участия в перевозках пропускало сезонную охоту и ловлю рыбы. Чтобы обеспечить успех своих будущих экспедиций, X. П. Лаптев посылал в 1740 г. местных жителей к устью р. Нижней Таймыры и на оз. Таймыр для заготовки рыбы. Цингой команда не болела, чему, может быть, способствовал непрерывный труд. Проводя труднейшие работы, X. П. Лаптев твердо поддерживал дисциплину и применял суровые меры к тем, кто позволял себе «нерегулярные и неистовые слова» (Соколов, 1851в, стр. 302).
Кроме работ по организации своей базы, X. П. Лаптев предпринимал в том же году попытки сухопутных исследований берегов. 21 октября 1739 г. боцман Медведев с одним солдатом ходил по р. Пясине от верховьев до ее устья, а отсюда в марте 1740 г. направился по берегу моря к р. Нижней Таймыре, но из-за стужи сумел пройти лишь 40 км и в апреле вернулся обратно. В марте был послан на нартах, запряженных собаками, геодезист Н. Чекин с солдатом. Он должен был пройти от истоков р. Нижней Таймыры до устья, а оттуда пробраться по берегу на юго-запад к р. Пясине. Сопровождавшие его тунгусы с оленями скоро вернулись, частью потеряв своих оленей. Сам же Н. Чекин, пройдя на собаках от устья р. Нижней Таймыры по берегу моря 100 км, тоже должен был повернуть обратно и 17 мая возвратился. Ни Медведев, ни Н. Чекин не столкнулись с Д. В. Стерлеговым, продвигавшимся в этих же местах в это же время.
В 1740 г., пробиваясь сквозь льды в заливе, отряд смог выйти в море только 12 августа (Белов, 1956, стр. 309). Но уже 13 августа на широте 75° 26′ судно «носячими непроходимыми льдами затерло и повредило в неудобность» (Экспедиция Беринга, стр. 269). Предвидя неизбежную гибель корабля, X. П. Лаптев выгрузил провиант на лед. До берега, отстоявшего на 15 миль, команда, использовав бывших на корабле нескольких собак, добралась 16 августа. Она построила здесь юрты и до 31 августа, когда судно было унесено льдами, занималась перевозкой сюда сложенного на лед продовольствия. Это был, вероятно, момент, когда испытания команды достигли высшего предела и среди ее членов начался ропот, «что все равно умирать, работая или не работая» (Соколов, 1851в, стр. 305). X. П. Лаптев сумел остановить упадок дисциплины.
Ехать сразу обратно на зимовье было нельзя, пришлось дожидаться до 21 сентября, пока не стали реки, преграждавшие путь. Только 15 октября команда сумела добраться до зимовья у р. Блудной (МРФ, 1882, стр. 72). В перевозках опять помогало местное население. Команда была изнурена, многие болели цингой, четверо умерло.
Все эти препятствия и неудачи не обескуражили X. П. Лаптева и его ближайших помощников. Созванный им 8 ноября 1740 г. совет решил в соответствии с указаниями Адмиралтейств-коллегий организовать обследование берегов сухим путем. Учитывая местные условия, выяснившиеся из расспросов населения и проведенных отрядом исследований (особенно приходилось считаться с отсутствием оленьих кормов к северу от 74° с. ш.), X. П. Лаптев наметил провести обследование берегов по санному пути (на собаках) в апреле.
Для выполнения задуманного плана X. П. Лаптев оставил с собой только штурмана С. И. Челюскина, геодезиста Н. Чекина, четырех солдат, квартирмейстера и плотника. Остальных людей и поклажу он отправил на оленях 15 февраля и 10 апреля 1741 г. в Дудинку на Енисее. Свой отряд он разбил на три группы, которые возглавили он сам, С. И. Челюскин и Н. Чекин. Действия этих групп начались 17 марта, когда С. И. Челюскин с двумя солдатами отправился к верховьям р. Пясины и далее до ее устья, где нужно было захватить собак и корм. Оттуда С. И. Челюскин должен был двигаться по берегу п-ова Таймыр к северу. Отправляя его, X. П. Лаптев, конечно, не знал, что Д. В. Стерлегов уже описал берег от р. Пясины до 75°26′ с. ш.
15 апреля X. П. Лаптев отправил геодезиста Н. Чекина с солдатом и якутом к устью р. Хатанги для следования по восточному берегу полуострова до залива Фаддея, который они принимали за устье Нижней Таймыры.
Сам X. П. Лаптев хотел идти от предполагаемого устья «р. Таймуры» навстречу С. И. Челюскину. Выступив 24 апреля и достигнув 6 мая действительного устья этой реки (75°4(У с. гл.), он установил «что оная река Таймура не в том месте состоит, где, по чаянию, в помянутом прошлом 1739 г. в компании нами усмотрено было» (Экспедиция Беринга, стр. 270)1 Так как оказалось, что устье р. Нижней Таймыры расположено гораздо западнее, чем предполагал отряд, путь геодезиста Н. Чекина, казавшийся первоначально самым коротким, стал самым длинным, а путь С. И. Челюскина, наоборот, сильно сократился. Поэтому X. П. Лаптев вместо того чтобы ехать от устья Нижней Таймыры навстречу С. И. Челюскину, отправился на восток, навстречу Н. Чекину. Он выступил 10 мая с солдатом К. Хорошевым и якутом Никифором Фоминым (Миддендорф, 1860, приб. I, стр. III).
Но выполнить намеченный план описи п-ова Таймыр не удалось: уже 13 мая, доехав по западному берегу до 76°42′ с. ш. (Яников. Великая северная экспедиция, 1953, стр. 274), X. П. Лаптев был задержан сильной вьюгой, которая вызвала у него и у Н. Хорошева болезнь глаз. 15 мая он поехал обратно и через два дня прибыл к устью Нижней Таймыры. Отдохнув, X. П. Лаптев решил продвигаться навстречу С. И. Челюскину. По пути он объехал «последней земли к северу мыс» на 76°39′ с. ш., который был назван «Северо-западным». В действительности X. П. Лаптев объехал группу островов (остров Таймыр, архипелаг Норденшельда, Русский), расположенных к западу от северной оконечности полуострова, которые он и принял за мыс.
Начиная с карты Морской академии 1746 г., эти острова очень долго показывались как «Северо-западный мыс» п-ова Таймыр, а мыс Челюскин назывался «Северо-восточным». Только в 1860 г. А. Ф. Миддендорф высказал предположение, что «Западный мыс» п-ова Таймыр в самом узком месте перерезан проливом и что там расположен значительный остров (Миддендорф, 1860, стр. 71).
В 1878 г. А. Норденшельд на «Веге» прошел через пролив Матцсена, подтвердив догадку А. Ф. Миддендорфа. Правильное представление об архипелаге, расположенном на месте «Северо-западного мыса», дали уже экспедиции 1936 и 1938 гг., совершенные советскими кораблями (Косой, 1940, стр. 3-5).
Встреча X. П. Лаптева и С. И. Челюскина произошла 1 июня на широте 75°21′ (Соколов, 1851, стр. 307), т. е. недалеко от того места, куда доходил Д. В. Стерлегов. Добравшись 28 июля до Енисея, они застали там геодезиста Н. Чекина, у которого также заболели глаза. Он прошел по восточному берегу полуострова только до 76°35′ с. ш., не достигнув, таким образом, новых мест, не описанных еще «Якутском» с моря.
Учитывая описи, произведенные в 1740 г. Д. В. Стерлеговым до 75° 26′ с. ш. и Н. Чекиным на протяжении 100 км к западу от устья р. Нижней Таймыры, можно заключить, что результаты работы отрядов, организованных в 1746 г., которым пришлось преодолеть огромные расстояния , оказались невелики: было исследовано около 200 км между мысом Стерлегова и концом пути Н. Чекина, а также участок от устья р. Нижней Таймыры на восток до 76°42′ с. ш., пройденный X. П. Лаптевым. Самый трудный северный участок между мысом «Санкт-Фаддея» на востоке, до которого доходил «Якутск» (76°47" с. ш.), и пунктом на западном берегу, до которого доходил X. П. Лаптев (76°42′ с. ш.), остался неописанным.
X. П. Лаптев задумал новый план и 29 августа 1741 г. отправился в г. Туруханск, куда к 15 февраля собралась и вся команда (Экспедиция Беринга, стр. 272).
Для проведения описи северной части Таймырского п-ова, начиная от мыса Игнатия, 4 декабря 1741 г. из Туруханска к устью р. Хатанги выехал С. И. Челюскин с тремя солдатами. X. П. Лаптев направился в феврале через Дудинку и далее по р. Дуде (притоку р. Пясины) к устью Нижней Таймыры, чтобы его встретить (Врангель, 1948, стр. 68; Соколов, 1851в, стр. 308).
3 апреля 1742 г. «с попигайских зимовий» (в устье р. Хатанги) С. И. Челюскин на трех нартах выступил к мысу Игнатия. Отсюда 1 мая он начал опись берега. Погода часто была пасмурной с туманами и метелями; наносного леса, годного на дрова, было мало. Двигаясь к мысу Челюскин, отряд делал в среднем примерно по 16 верст в день. 6 мая они встретили четырех медведей, из которых одного убили. Воспользовавшись чистым небом, определили здесь широту — 77°27′. Пройдя еще 10 верст, С. И. Челюскин был вынужден остановиться «для отдыху собак, понеже собаки стали весьма худы и стояли на месте до суток». Погода была плохая «и поземная мятель великая, так что ничего не видно» (Миддендорф, 1860, прибавление 2, стр. XVII). Дальше исследователи отправились только 8 мая в 17 час. при туманной и снежной погоде и вскоре увидели, что находятся у мыса. Продвинувшись вдоль него еще на 8 верст к северу и затем к северо-западу, они, наконец, достигли места, откуда берег повертывал на юг. Это был мыс Челюскин.
Вот что было записано С. И. Челюскиным в журнале об этой важной минуте: «Здесь приехал к мысу; потом берег лежит на румбы показанные, здесь поставили маяк одно бревно, которое вес с собою, а по сему берегу лесу пет ничего; по окончании сих румбов по мнению северный мыс восточной окончился и земля лежит от запада к югу.
Здесь берег высоты средней, приярый, земля глины, мелкой камень.
Сей мыс каменной, приярый, высоты средней, около оного льды глаткие и торосов нет. Здесь именован мною оной мыс: восточный северный мыс» (там же, стр. XVIII).
Обратный путь был легче, отряд проходил по 40 верст в день. 14 мая путешественники встретили солдата К. Хорошева, посланного X. П. Лаптевым от устья р. Нижней Таймыры, «а с ним новакрещенного якута»
(рис. 20). 15 мая С. И. Челюскин остановился в зимовье этого якута (Никифора Фомина), чтобы дать отдохнуть собакам, «понеже собаки стали худы и ехать безнадежны» (там же, стр. XX). Этим была закончена его опись еще неисследованных мест.
В конце 1742 — начале 1743 г. экспедиция выехала в Петербург.
Современники не оценили исследований С. И. Челюскина, и его подвиг долго оставался забытым. В 1835 г. А. Степанов полагал, что берег Таймырского п-ова от р. Пясины к северу еще неизвестен. Передавая неполный рассказ об открытии Таймырского п-ова, он говорит о Минине, Лаптеве, Прончищеве, Чекине, но о Челюскине не упоминает (Степанов, 1835, стр. 52—54). В 1841 г. Ф. П. Врангель и К. М. Бэр пренебрежительно отзывались об этом замечательном путешественнике. Впрочем, позднее К. М. Бэр под влиянием сообщений А. Ф. Миддендорфа признал в печати свою ошибку (см. Middendorf, 1845, стр. 151).
Впервые в защиту С. И. Челюскина выступил А. Ф. Миддендорф. Готовясь к путешествию 1842 —1845 гг. на север и северо-восток Сибири, он ознакомился с журналами С. И. Челюскина и X. П. Лаптева и составил по их описям карту. Пользуясь затем ею в местах, где он был первый раз, А. Ф. Миддендорф давал проводникам своего отряда столь поразительные по точности указания, что местные жители назвали его «великим шаманом» (там же, стр. 154).
Путешествие С. И. Челюскина вокруг п-ова Таймыр А. Ф. Миддендорф считал неоспоримым. Кратко рассказывая о нем в сообщении в Академию наук, представленном в 1843 г., он отметил, что С. И. Челюскин «отличался не только большим упорством, но был также наиболее точен и аккуратен в своих показаниях» (там же, стр. 153).
Еще позже труды С. И. Челюскина подверглись серьезной проверке Р. Амундсеном. Зимуя в 1918/19 г. на корабле «Мод» около мыса Челюскин, он подтвердил правильность съемки С. И. Челюскина и отозвался о нем с большим уважением (Амундсен, 1929, стр. 74). Спорам о значении открытий С. И. Челюскина положили конец выдержки из его журналов, опубликованные А. П. Соколовым (18516, стр. 61—64) в виде пересказа и А. Ф. Миддендорфом (1860) дословно.
Закончив опись берега между Леной и Енисеем, X. П. Лаптев больше ни в каких экспедициях исследовательского характера не участвовал. Продолжая службу во флоте, он умер в 1763 г. в чине обер-шттер-кригс-комиссара (Общий морской список, ч. 2, стр. 227).
Несмотря на кратковременность экспедиции X. П. Лаптева, Л. С. Берг (1946а, стр. 329) совершенно справедливо называет его одним из замечательнейших русских путешественников.
X. П. Лаптев оставил записку «Берег между Леной и Енисеем», приложенную к его отчету. Не имея специальной научной подготовки, но обладая ясным умом и наблюдательностью, он сделал много заслуживающих внимания замечаний о местах, где побывал. К сожалению, эта записка, представлявшая особенно большой интерес именно в свое время, была «публикована только в 1851 г. А. П. Соколовым. Она состоит из трех частей. Первая часть называется «Описание, содержащее от флота лейтенанта Харитона Лаптева, в Камчатской экспедиции, меж реками Лены и Енисея, в каком состоянии лежат реки, и на них всех живущих промышленников состояние». В ней приводятся краткие замечания о берегах, виденных X. П. Лаптевым и его спутниками с корабля или при быстром проезде сухим путем зимой; попутно кратко упоминается о жителях и их занятиях. Вот, например, описание мыса «Св. Фаддея»: «Мыс святого Фаддея лежит утесом каменным, и так простирается в губу к S и к W. На нем местами мелкой камень белой, подобно алебастру. Земля глина …Здесь мамонтовой рог выкопали из земли длиною в 4 фута. Над сим мысом и над берегом лежат ипотенусом горы высокие, которые сошлись близко с восточными горами. У сего мыса стоя (1739 г.), видели морских зверей, великих собою, подобно рыбе, шерсть маленькая, белая, яко снег; рыло черное. По здешнему называют белуга. На сем мысу сделан от нас маяк из камня плитного, вышиною в полторы сажени. От сего мыса к северу и к N0, лед гладкой, неломаной стоит, на которой иногда полая с ветром вода выходит, понеже видели на нем лед наносной» (Соколов, 18516, стр. 18—19).
В своих точных и правильных заметках X. П. Лаптев констатирует явления, которые он сам осознать не мог, но которые были использованы в последующем другими учеными. Так, например, он пишет: «На помянутой большой корге (отмели.— В. Г.) сыскано нами в горе, в ссыпном яру, перпендикулярно от ватер-линии, в 25 саженях вышины, из земли торчат толстые бревна гнилые и все в лучины раздробилися; над ними земли наросло вышиной в 5 сажень» (там же, стр. 15).
В журнале X. П. Лаптева под 24 мая записано, что, достигнув 74° с. ш. на западном берегу Таймырского п-ова, он употреблял на топливо плавник, лежавший в 10 саженях над уровнем моря (Миддендорф, 1860, стр. 235).. А. Миддендорф, который находил в тундре на расстоянии 200 км от берега морские раковины и на основании этого строил предположение о постепенном поднятии берега Северного Ледовитого океана, видел в наблюдениях X. П. Лаптева убедительное подтверждение своего предположения.
В журнале X. П. Лаптева встречаются замечания, опровергавшие распространенные еще в первой половине XIX в. представления о севере Сибири, как об огромной равнине (Georgi, 1797, стр. 361—362, Соколов, 1851,, стр. 83). Он писал, что «берег от реки Лены западной… пошел крут и безлесной, и над ним горы высокие, каменные (кряж Чекановского.— В. Г.).. В таком состоянии лежат до р. Оленек» (Соколов, 18516, стр. 10).
Наблюдая в районе Хатангского залива отроги хребта Бырранга и горы к северу, X. П. Лаптев предполагал, что «западнее Северного мыса к югу в 20 милях окончились к морю от берега в 10 верстах те горы каменные, которыя лежат около моря и Хатангской губы и обошли мыс св. Фаддея. Шириною в окончании те горы не меньше в 5 верст; собою весьма высоки и. прияры» (там же, стр. 20—21). Возвышенности (кряж Прончищева) он отмечал и к югу от Хатангского залива.
Эти верные наблюдения, неоцененные в свое время и затем забытые (как и наблюдения С. И. Челюскина), сыграли, однако, в конце концов, свою роль. Их использовал А. Ф. Миддендорф (I860, стр. 190, 193). Обнаруженные им около Полярного круга возвышенности Сыверма и на п-ове Таймыр — хребет Бырранга дали ему основание отрицать теорию о-низменном характере северной части Сибири.
Во второй части своей записки X. П. Лаптев кратко описывает течение и берега рек Лены, Оленека, Анабары, Хатанги, Нижней Таймыры,. Пясины и Енисея, попутно сообщая сведения о Якутске, о тундре около оз. Таймыр, о качестве и составе лесов и границах их произрастания,, о «мамонтовых рогах», о «г. Мангазейске» (г. Туруханск) и т. д. Он пишет также и об экономике: хлебопашестве, рыбных и звериных промыслах.. Его характеристики немногословны, но остаются в памяти, а описания природы и занятий населения по р. Лене дают представление о складывавшихся естественным путем районах малообжитой Восточной Сибири/ (Соколов, 18516, стр. 32—37).
«С вершины Лены и наниз даже до с. Сполонша в 58° ширины, по обоим берегам реки, хотя изредко, в некоторых местах состоит жило, деревнями и жилами русских жителей, которые всякой хлеб кроме гречи пашут; в хлебородные годы, сверх своего довольства в Якуцк на плотах отлавливают» (там же, стр. 32—33). Таким образом, это был район, располагавший товарным хлебом.
От с. Сполошного до р. Олекмы идут места с более редким населением, которое живет частью на своем, но больше на привозном хлебе. Родятся главным образом ячмень и огородные овощи. «Привычная их пища из лиственничной корки с молоком» (стр. 34). Рогатого скота и лошадей у них достаточно, достаточно и рыбы. Между с. Сполошным и Олекмой есть только три небольшие деревни.
От Олекмы до Покровского монастыря (в 60 верстах к северу от Якутска) «все пусто русскими жителями». «Ниже Якутска и до самого моря по р. Лене нет настоящих русских жителей, кроме что в Жиганах и в Сиктаке (Жиганске и Сектяхе — В. Г.), набранные для промыслов зверей и рыбы» (стр. 34—35). Здесь живут якуты-скотоводы, местами занимающиеся по берегам Лены звериным промыслом, а летом ловлей рыбы и диких гусей на островах.
Наконец, ниже урочища «Кумаксурки» (Кумах-Сурт, недалеко от устья Лены), где Лена «сошлась меж высоких гор каменных, шириною меньше версты…, пошли места без всякого лесу, а называются по здешнему тундра, не имеющая… не только лесу, но и травы низкой неудобной и редкой малое число, и то в мокрединах. Мху белого для оленей довольно». От Алдана и около моря держат только собак и оленей. «В Кумаксурке больше всех мест Ленских рыбы ловится; чего ради здесь много и Тунгусов, в лете кочующих здесь, бывает для ловли же рыбы» (стр. 36-37).
Он указывает с достаточной правильностью границу леса по Лене. Оленеку, Анабаре, Хатанге, Пясине, Енисею. Сообщает, что северный лес состоит из кедра, сосны, лиственницы, березы и других пород, «а от Русских мест разнится, не имеет дуба, клена, лип, вяза, орешника, яблонь,. вишен и прочих садовых» (стр. 37).
За границей лесов «около моря по всем тундрам, кроме северных мысов, восточного и западного, т. е. до 74° ширины, на мокрых местах растет тальник не выше двух дюймов вверх, который толстыми стеблями стелется по земле, на аршин и меньше в летнее время, и малой лист издает. А на иных местах, где влажнее земля, растет березник тонкий кустами, не выше фута, по-здешнему зовется ярник, которой употребляют Самоеды в лете, вместо дров или есть варят; лист на них в копейку серебряную, больше не бывает летом. От вышепомянутой ширины к северу никакого нет лесу и с нуждою редкая трава выходит» (стр. 51).
X. П. Лаптев обратил внимание на кости мамонтов, которые часто встречались в тундре. Он полагал, что «сей зверь мамонт, есть мнится быть и ныне в море Северном, на глубоких местах; понеже случалося по самым берегам моря находить роги, ничего в землю не врослые, о которых уповательно волнами выбивает; а по тундре все роги находятся в земле-верхним из острых концов, а тупым концом на верху земли» (стр. 45)..
Наблюдательного X. П. Лаптева поразило, что на реках, «которые известно, что из безлесных мест вышли», много гнилого плавника, а на параллели 73° было встречено «одно дерево гнилое ж, в земле подобно с корнем вверх торчит толщиною в 5 дюймов диаметру, не выше 5 фут над землею» (стр. 45—46). Он отверг объяснение этих явлений, которое давали самоеды: «будто в Ноев потоп наносило сей лес, а звери мамонты прежде потопу были. И то невероятно и от таких людей непонятно». Сам он высказал предположение, что «по сему вышеописанному, как мамонтовым рогам и плавнику на речках и в тундре, чаятельно быть в прежних годах большим водам в море, что тундру закрывало водою» (стр.46).
В третьей части записки X. П. Лаптев кратко описывает быт, нравы и суеверия тунгусов (эвенков), которые «мужеством и человечеством и смыслом… всех кочующих и в юртах живущих превосходят», якутов и самоедов (энцев). О якутах он говорит, что они «трех манеров житье имеют: первые живут около Якутска, все скотные, имеют множество коров и лошадей, на которых зверей промышляют, так что на лошади лисицу всякую угонят и стреляют. На р. Вилюе, близ вершины живущие Якуты,. сами железо делают, из которого котлы и прочие вещи свои сделав, продают не дорогою ценою. Другие Якуты, близь моря живущие, и во всех тех местах где скота не водят, имеют оленей, как Тунгусы.
Третьи Якуты у самого моря и по рекам есть живущие; на собаках промышляют, а оленей же не имеют…
Сверх тех Якут новокрещенные живут но зимовьям, как и Русские» (стр. 56-57).
X. П. Лаптев приводит также данные своих наблюдений за приливами и отливами в устьях Енисея и Пясины, в Таймырской губе и Хатангском заливе. Таковы были итоги его замечательного путешествия.
Рассмотрим далее плавания, предпринятые Д. Я. Лаптевым после трехлетнего перерыва в направлении к востоку от устья р. Лены.
Д. Я. Лаптев, получивший широкие полномочия, вернулся из Петербурга в Якутск 25 мая 1739 г., обеспечив экспедицию по дороге в сибирских городах провиантом и жалованьем на два года, а также разными припасами и различным снаряжением (Экспедиция Беринга, стр. 159). Он находился под впечатлением рассказов о невозможности обойти мыс Св. Нос. Это видно из его письма к Н. Ф. Головину от 4 марта 1739 г., в котором Д. Я. Лаптев, сообщая, что он «весьма безнадежен Святой Нос обойти», рассказывает о плане построить на р. Индигирке судно и произвести от устья р. Индигирки опись берегов Восточно-Сибирского моря до устья р. Колымы.
Главной целью предстоявшего похода на боте «Иркутск» он считал продвижение возможно ближе к Индигирке для посылки туда плотников (там же, стр. 314 и 402).
Но вскоре его собственный опыт показал, что эти опасения были напрасны. Он заранее отправил из Якутска матроса А. Лошкина для описи р. Яны и берега моря до Св. Носа, а также геодезиста И. Киндякова для описи р. Индигирки от верховьев до устья. Сам Д. Я. Лаптев вышел из Якутска на «Иркутске» 5 июня. Достигнув устья Лены, он отпустил в Якутск людей, взятых для сплава и, имея на борту «Иркутска» 35 человек и запас продовольствия на один год и четыре месяца, вышел после неудачных попыток 22 июля в море через Быковскую протоку. В его распоряжении уже были приблизительные данные о береговой линии от устья р. Лены до мыса Св. Нос, полученные от успевшего присоединиться к экспедиции А. Лошкина, который прошел эти места «с компасом, полагая расстояние примером» (МРФ, 1880, стр. 684, Яников. Великая северная экспедиция,1953, стр. 315).
Первые шаги экспедиции предвещали мало хорошего. «Иркутск» на следующий же день натолкнулся на сплошной лед, и Д. Я. Лаптев намеревался двигаться вперед «заберегою». Поднявшаяся буря прижала судно ко льду, так что оно едва не было раздавлено и спаслось только благодаря перемене ветра. Жестокий шторм заставил отряд остановиться в устье р. Омолоя в восточной части губы Буорхая, где судно простояло до 4 августа. Когда же бот подошел к мысу Буорхая, то «заберега» кончилась и пришлось опять стать на якорь.
На другой день сильный ветер несколько сдвинул льды, и открылась возможность оплыть длинную мель, протянувшуюся от мыса Буорхая па 30 км к северу (Экспедиция Беринга, стр. 159—160).
Прорвавшись через эту трудную преграду, «Иркутск» подошел к устью Яны, где он вновь столкнулся с огромной массой нанесенного ветром льда. Все же упорно двигаясь вперед и спасаясь ото льда на мелких местах или отстаиваясь за большими льдинами, «Иркутск» 14 августа обошел мыс Св. Нос, оказавшийся всего лишь «в ширине 72° 47’». В журнале Д. Я. Лаптева приведено следующее описание: «Нос каменный, утес над ним и три горы высокие» (Белов, 1956, стр. 319). Около него «лед стоит неломаной глаткой и здоровой как средизимней», проход был небольшой «заберегой». «И прошед самой Святой нос, берег протягался прямо к востоку самой ниской и отмелой, местами в 2-х и 3-х милях немецких от земли, а глубина от 10 до 8 фут воды, и берега не видеть» (Экспедиция Беринга, стр. 160).
Обходя мыс Св. Нос, Д. Я. Лаптев видел остров, названный им о-в св. Диомида, замеченный позже и Н. П. Шалауровым. Впоследствии этого острова никто больше не видел. Предполагается, что он был сложен песчано-глинистыми отложениями с ископаемым льдом и затем размыт (Хмызников, 1937, стр. 128).
Появившаяся через некоторое время более пресная вода была признаком близости большой реки, но посланные для разведывания «протоки» и жилья шлюпка, а потом и лодка, сделанная из бочечных обручей, обтянутых просмоленной парусиной, на которой отправился штурман М. Я. Щербинин, обратно не вернулись. 1 сентября море замерзло, а в ночь с 4 на 5 сентября сильный ветер взломал лед и отогнал льдины, а вместе с ними и бот от берега примерно на 40 верст. К счастью, переменившийся ветер принес их 7 сентября опять к берегу. В эти дни «спасение их весьма де было отчаянно» (Экспедиция Беринга, стр. 169).
Вскоре удалось найти вход в устье р. Индигирки, от которого бот находился примерно в 15 км. От встреченного промышленника отряд узнал, что в 150 км вверх но реке есть поселенье «Русское жило» (вероятно, нынешнее Русское устье), где живут русские и якуты. В поселенье Д. Я. Лаптев нашел экипаж шлюпки и лодки, посланных ранее. Этим людям пришлось перенести тяжелые испытания.
Еще во время переезда на берег к экспедиции присоединился геодезист И. Киндяков, выполнивший порученную ему опись р. Индигирки. Изображение этой реки на карте Морской академии 1746 г., где Индигирка начинается почти от Полярного круга, вероятно, отражает его труды. Несмотря на достигнутые успехи, которые показали необоснованность предположения, что мыс Св. Нос обойти невозможно, огромные трудности заставляли Д. Я. Лаптева считать, что «берега оные и путь погибелной» (Экспедиция Беринга, стр. 320).
Учитывая трудность исследований берегов с моря, Д. Я. Лаптев осенью 1739 г. и в начале 1740 г. провел обследование с суши морских берегов от р. Индигирки на восток до р. Колымы и на запад до р. Яны, а также р. Хромы и дельты рек Индигирки и Яны.
В июне 1740 г. (Белов, 1956, стр. 321) для освобождения судна, вмерзшего в лед (толщиной 5—7 футов), пришлось прорубить, прибегнув к помощи местного населения, канал длиной в 1 тыс. сажен. После трехнедельных усилий судно было выведено в свободное ото льда пространство, но затем оттеснено льдами на мель. Только в результате длительной работы, которую иногда приходилось производить, стоя в ледяной воде, бот сошел с мели, и 31 июля отряд смог отправиться в путь к востоку, борясь с постоянными плотными льдами. Прибыв к устью р. Колымы, отряд дал о себе знать в Нижне-Колымск и 8 августа отправился далее к востоку. Плавание было очень опасным, «проходя те густые льды, часто ботом об оные стучались, и в страхе были, что проломит от тех ударов» (Соколов, 1851в, стр. 323).
14 августа «Иркутск» подошел к мысу Большому Баранову, где уже не было «ни на один вершок воды между льдом и берегом» (там же). Пришлось повернуть обратно, и 23 сентября судно остановилось на зимовку у Нижне-Колымского острога, состоявшего из 10—11 дворов (Соколов, 1851в, стр. 323—324).
Зимой 1740/41 г. в Нижне-Колымске Д. Я. Лаптев готовился предпринять еще одну попытку пройти морем к востоку. Одновременно он подготовился и к походу в Анадырский острог по рекам Колыме и Анадырю.
Осенью геодезист И. Киндяков был послан для описи верховьев Колымы,, а штурман М. Я. Щербинин — для исследования дороги от р. Анадырки до Анадырска. Строились также две лодки вместимостью на 12 человек команды каждая для сопровождения «Иркутска» в его пути морем на восток.
Выйдя в плавание 29 июня, Д. Я. Лаптев добрался к 25 июля через густые льды до места, от которого в прошлом году повернул обратно. Пробыв здесь до 6 августа, безуспешно пытаясь пройти вперед, он созвал совет, который констатировал, что «прибыть на Камчатку не возможно, возвратились в р. Колыму и впредь на оное море ботом не выходить» (там же, стр. 325). 10 августа «Иркутск» вернулся к месту зимовки (рис. 21).
Отсюда 27 октября 1741 г. после трехлетних неудачных попыток пройти морем к Камчатке Д. Я. Лаптев отправился на 45 нартах в Анадырский острог сухим путем и прибыл туда 17 ноября.
Во время пребывания в Анадырском остроге отряд Д. Я. Лаптева произвел большие работы по географическим съемкам. Зимой квартирмейстер Романов и поручик Новицкий, ходившие с небольшим отрядом из
Анадырска для защиты бывших в русском подданстве коряков от напавших на них чукчей, описали берега моря от Анадырска до р. Пенжины. Летом же 1742 г. с 9 июня по 3 августа на двух гребных судах и четырех лодках Д. Я. Лаптев произвел опись бассейна р. Анадыря и самой реки до ее устья и составил карту. Широта устья, по его определению, 64°48′. Он установил также, что небольшие морские суда могут подниматься по Анадырю на 200 км (Белов, 1956, стр. 323). Съемки этих мест имели большие значение для картографии (рис. 22).
9 октября Лаптев выехал из Анадырска в Нижне-Колымск, а затем в Якутск, куда прибыл 8 марта 1743 г. По приказу А. И. Чирикова, заменявшего В. Беринга, Лаптев отправился в Петербург, куда приехал 1 декабря 1743 г.
Лаптев составил карты своих плаваний у берегов Азии в 1739 и 1740 гг.6I Ф. П. Врангель, который через 80 лет путешествовал в местах, посещенных Д. Я. Лаптевым, и знакомился с его описаниями, с большой похвалой отозвался о точности географических определений Д. Я. Лаптева. Они отличались от его собственных, производившихся в лучших условиях и более совершенными инструментами, на 1—4 минуты (Врангель, 1948, стр. 73).
Интересны сообщения Д. Я. Лаптева о быте местных народов. Вторая Камчатская экспедиция забросила в наиболее отдаленные и дикие места Сибири многих образованных людей, которые в своих записках сообщали сведения об экономике, условиях жизни этой страны, а также выдвигали предложения об удовлетворении ее нужд. Мы уже знаем о предложениях, сделанных В. Берингом. По окончании экспедиции обширную записку, содержавшую ряд проектов, имевших большое государственное значение, представил А. И. Чириков. Но никто, кроме Д. Я. Лаптева, не обращал так много внимания на жизнь местных народов, поражавшую его своей бедностью и тяжелыми условиями.
В записке, поданной Д. Я. Лаптевым в Адмиралтейств-коллегию 2 февраля 1744 г., он сообщает, что на всем пройденном им пути в 5 тыс. верст живут «русские, захожие от давних лет и положены там в платеж ж в службу, а подле тех же берегов в лесах кочуют якуты, тангусы, юкагири и ламути, а меж Анадыри до камчатского ведомства коряки и те оные в ясаке и в подданстве…, а в пищу в тех во всех местах окроме рыбы и мяса ничего нет и большая часть народа тех мест от непросвещения ума их и от безумства терпят всякую нужду и голод» (ЦГА ВМФ, ф. 216, д. 60, л. 113 об. и др.).
Звериные промыслы, которые являются основой богатства в том краю, не охраняются и приходят в упадок. От Якутска до р. Колымы, на расстоянии 2 тыс. верст, якуты, живущие вместе со скотом «при одних местах», каждый год зажигают весной траву, причем сжигают логова зверей и гнезда птиц и их корм, «отчего меж Якуцка и р. Колымы лисиц и протчаго зверя скудной промысл стал, а род соболий в тех местах и веема перевелся» (там же, л. 114 об.). Он отметил также, что существует варварский способ ловли щенят песцов и лисиц путем разорения нор, что заставляет зверя уходить все дальше. И то и другое, по его мнению, следовало запретить.
Д. Я. Лаптев предлагал отменить недопустимые поборы с местного населения при взимании ясака. Наконец, он указывал на вопиющую нужду местных жителей между Леной и Колымой во всякого рода изделиях: топорах, нитках для сетей и т. д. «В Якуцке какая вещь ценою в гривну, а на реках от Лены до Колымы… от рубля до полуторы рублей получают» (там же, л. 115). По его мнению, следовало разрешить продававшим эти изделия верхоленским крестьянам ездить не только до Якутска, но и до устья Лены.
Затянувшимся плаванием Д. Я. Лаптева была закончена определенная группа работ Второй Камчатской экспедиции. Одна из основных задач, которую должны были разрешить отряды, плававшие у берегов северной части Азиатского материка, — выяснение возможности прохода в Тихий океан, осталась невыполненной, но все же полученные результаты в виде описей и первых инструментальных съемок берега моря от Архангельска до мыса Большой Баранов, т. е. на протяжении более 120° долготы, были поистине грандиозны.
Конечно, проводимая северными отрядами огромная работа, совершавшаяся слабыми силами и скудными средствами, при помощи несовершенных приборов, имела много недочетов. Одним из наиболее существенных недочетов была бедность физическими, естественноисторическими и этнографическими наблюдениями, отмечавшаяся Ф. Литке (1828, стр. 91— 95) и Ф. П. Врангелем (1948, стр. 74). Было совершено немало неизбежных, иногда крупных ошибок. Но, как говорит историк плаваний этих отрядов А. П. Соколов, «при всей затруднительности работ в такой суровой стране, при всей бедности средств, представляемых тогдашним состоянием науки, опись сделана очень хорошо: не многое пришлось исправлять в ней впоследствии, и пункты, определенные инструментами просто угломерными, каковы градштоки и квадранты, оказывались очень близкими к определяемым потом инструментами угломерно-отражательными, каковы секстанты и круги» (1851в, стр. 327).
Совершенные отрядами съемки Крайнего Севера Сибири давали представление о труднодоступных территориях страны. Опыт отрядов и собранные ими наблюдения ясно показывали действительные трудности продвижения северо-восточным проходом в Тихий океан.
—Источник—
Греков, В.И. Очерки из истории русских географических исследований в 1725-1765 гг./ В.И. Греков.- М.: Издательство академии наук СССР, 1960.- 425 с.
Предыдущая глава ::: К содержанию ::: Следующая глава
