Социально-политическая утопия

Два письма Саллюстия к Цезарю (Epistulae duae ad Caesarem senem de re publica) представляют собой чрезвычайно любопытный исторический документ. Эти «Письма» вводят в атмосферу обостренной классовой борьбы одного из самых бурных периодов римской истории. Они дают представление о политических утопиях и характерных лозунгах этого времени. Кроме того, «Письма» проливают новый свет на вопрос, который неоднократно дебатировался в литературе: на политические воззрения самого Саллюстия и его отношение к Цезарю. Однако историческое значение «Писем» оценено сравнительно недавно, так как они, согласно традиции, восходящей еще к XVI в., считались подложными.

Так, например, Г. Иордан на основании языковых данных пришел к выводу, что «Письма» являются лишь удачной имитацией саллюстианского стиля и принадлежат перу ретора времени Флавиев и Антонинов. Этот взгляд и был господствующим в западноевропейской историографии до сравнительно недавнего времени.

Моммзен (еще до Иордана) и даже Эдуард Шварц считали «Письма» подложными и не принимали их во внимание. Только в начале текущего столетия сперва Р. Пельман, а затем Эдуард Мейер высказались, правда весьма осторожно, за подлинность «Писем». И Пельман и Мейер оставляют вопрос об авторстве Саллюстия открытым и лишь устанавливают бесспорную принадлежность «Писем» ко времени гражданской войны. Но этим, собственно говоря, уже решается вопрос об их авторе, так как вряд ли кто-либо мог «подражать» Саллюстию или «имитировать» его стиль до появления в свет первых его произведений.

Новейшие исследователи подходят к вопросу более решительно. О. Гебгардт не только признает авторство Саллюстия, но и делает вывод о том, что «Письма», очевидно, были заказаны Цезарем, ибо, по мнению Гебгардта, предложения Саллюстия были Цезарем учтены, одобрены и до известной степени реализованы. Тщательные исследования языка и стиля «Писем» в работе А. М. Гольборн и в особенности в работе Б. Эдмара вполне доказывают подлинность «Писем» и авторство Саллюстия. Наконец, В. Кролль, О. Зеель и В. Шур считают вопрос о принадлежности «Писем» Саллюстию окончательно решенным.

Итак, авторство Саллюстия можно в настоящее время считать доказанным, и следует перейти непосредственно к «Письмам», начав с более раннего письма к Цезарю.

Глава V более раннего письма представляет собой столь характерный для Саллюстия исторический экскурс. Саллюстий начинает с того, что устанавливает исконное деление римского общества на patres и plebs. Patres обладают summa auctoritas, a plebs обладает vis. Затем говорится о борьбе сословий и о сецессии. Вследствие этих событий «силы нобилитета уменьшались, а права народа возрастали».

Это для Саллюстия — решающий момент. Именно с этого момента устанавливается некое устойчивое равновесие между нобилитетом и народом, республика процветает, наступает период «золотого века».

Саллюстий характеризует этот период тем, что народ пользовался свободой, никто не мог злоупотреблять своей властью, попирая законы, и знатный стремился превзойти незнатного не богатством или надменностью, а доброй славой и отважными поступками.

Что касается хронологических рамок этого периода, то они, по Саллюстию, достаточно широки. Начало этого периода, как было показано выше, приурочивается Саллюстием к первым успехам, достигнутым плебеями в их борьбе за политические права, т. е. к тому времени, когда плебейские массы впервые на ограниченных условиях были включены в жизнь государственного организма. Окончание этого периода не определено с достаточной точностью, но намек Саллюстия на утерю земельных участков, на пауперизацию сельского населения заставляет искать окончание этого периода в тех процессах, которые протекали с конца III в. и которые вызвали к жизни реформы Гракхов.

Если обратиться к дальнейшей разработке темы «золотого века» в более поздних произведениях Саллюстия, то можно встретить лишь подтверждение этого взгляда. Окончание периода «золотого века», согласно историческим экскурсам «Заговора Катилины» и «Югуртинской войны», совпадает с превращением Рима в крупнейшее государство Средиземноморья (т. е. с разрушением Карфагена).

Это процветание, по мнению Саллюстия, обусловлено такой счастливо найденной формой правления, которая обеспечила правильные взаимоотношения между сенатом, patres (средоточие auctoritas!) и plebs (средоточие vis!). Однако, как понимал Саллюстий «правильные» взаимоотношения между сенатом и народом, глава V раннего письма не сообщает, она лишь говорит о том, когда это равновесие установилось. Кстати, небесполезно еще раз подчеркнуть, что установление этого идеального состояния трактуется Саллюстием как следствие ограничения власти нобилитета и расширения прав народа. Таким образом, казалось бы, можно говорить о демократических тенденциях Саллюстия, поскольку он ставит в непосредственную связь расширение прав народа с процветанием государства. Однако такой вывод слишком поспешен. Во-первых, крайне характерно, что, говоря о расширении прав народа и ограничении власти аристократии, Саллюстий допускает всего лишь некоторое изменение в соотношении между двумя членами своей формулы, patres plebs, т. е. речь идет о некоем компромиссе между аристократией и плебсом. Во-вторых, упомянутое изменение понимается Саллюстием довольно своеобразно. Глава X раннего письма разъясняет, как понимал этот вопрос Саллюстий, и одновременно дает исчерпывающее представление о том, каковы же «правильные» взаимоотношения между сенатом и народом. Народ должен повиноваться сенату, как тело душе, и следовать его решениям; сенаторам приличествует выделяться политической мудростью и дальновидностью, для народа же подобные качества излишни.

Все вышесказанное дает возможность придти к некоторым выводам относительно «политических идеалов» Саллюстия. Итак, по его мнению, «золотым веком» римской истории является тот период, когда Рим не превратился еще в мировую державу. Формой управления, обусловившей этот расцвет, была некая система равновесия сената и народа. Эта система призвана удовлетворить следующему условию: значением auctoritas сената сдерживать vis народа, примирять в некоем синтезе то и другое. Такая государственная форма есть не что иное, как республика, руководимая сенатом, который и обладает summa auctoritas. Эта государственная форма была уже дана в истории Рима в прошлом (см., что сказано было выше о «золотом веке»), к ней должно стремиться и в будущем. Таков «политический идеал» Саллюстия, и, пожалуй, его следует охарактеризовать как республиканско-консервативный.

Теперь нужно рассмотреть, как изображает Саллюстий картину современного ему Рима, в чем видит причины упадка и какие выдвигает проекты для возрождения Римского государства.

Современное ему положение римского общества Саллюстий рисует далеко не радужными красками. Глава V раннего письма связывает начало упадка с утратой гражданами земельных участков, с ростом лености и нужды, с торговлей свободой и благом государства ради своих корыстных интересов. Так постепенно народ, который был господином и повелевал всеми остальными племенами, пришел в упадок; вместо разделяемой всеми власти каждый в отдельности создал себе рабство. Но если римский народ, заразившись дурными свойствами, утратил идею общего блага, то, следовательно, он уже более неспособен принимать участие в управлении государством.

Однако картина упадка римского общества характеризуется не только развращенностью народа. Она характеризуется еще разложением всех государственных институтов и, в первую очередь, слабостью сената. В главе X раннего письма Саллюстий сравнивает роль сената в древности с современным ему положением и приходит к мало утешительным выводам. Представители знатных фамилий погрязли в бездействии и пороках. Презирая труд и заботы, забыв о военных доблестях, они занимаются недостойными интригами, а сенат, который призван руководить жизнью государства превратился в жалкую игрушку в руках этих интриганов. Несколько ниже, в главе XI, Саллюстий добавляет еще ряд уничтожающих штрихов к своей картине разложения сената. Он указывает на то, что сенаторы всецело поглощены посторонними, частными делами, делами же государства распоряжается клика нобилей (с небольшим количеством сенаторов, вовлеченных в эту шайку), которая не знает никаких границ своему произволу.

Следствием слабости сената и развращенности народа является господство клики нобилитета. Отношение Саллюстия к нобилитету резко отрицательное. Эти люди, говорит Саллюстий, не знают цены добродетели, они предались бездеятельности и разврату, чувства их окаменели, они закалились в своих дурных наклонностях. Они погубили Друза, подозревая его в стремлении к захвату власти, судя о нем по самим себе, по своим собственным намерениям, и, наконец, добились безраздельного господства в государстве, в частности, благодаря пагубной деятельности Помпея. Ибо верховную власть, распоряжение доходами от податей, власть судебную Помпеи сделал достоянием немногих сенаторов, народ же римский превращен им в рабов. Фактически всем в государстве распоряжается клика его приверженцев. Законы попраны, торжествуют грубая сила и произвол. Разложение достигло такой степени, что наглость этих factiosi, как называет их Саллюстий, может быть сравнена лишь с действиями неприятеля, взявшего город приступом. В заслугу Цезарю ставится именно то, что он расстроил и унизил партию нобилитета. Но сила нобилитета еще не сломлена. Борьба с ним неизбежна, об этом Саллюстий специально предупреждает Цезаря.

Нобилитет, несомненно, будет противодействовать всем тем реформам, которые намечены Саллюстием и проведения которых он ожидает от Цезаря. Поэтому борьба неизбежна, а так как власть фактически узурпирована нобилитетом, то нобилитет — основной враг, главная опасность. Эта опасность возникла и разрослась как неизбежное следствие слабости сената и развращенности народа.

Такова картина разложения римского общества, изображенная Саллюстием в раннем письме.

Нетрудно убедиться, что, рисуя эту картину упадка, Саллюстий сохраняет верность своему «республиканско-консервативному идеалу». В самом деле, изображая упадок римского общества, он констатирует прежде всего развращенность народа и затем слабость, бессилие сената. Это свидетельствует о том, что упадок римского общества понимался Саллюстием как разрушение его «политического идеала», т. е. как дискредитация формулы сенат + народ.

Не ограничиваясь изображением этой картины упадка, Саллюстий делает попытку установить основные причины, которые и привели римское общество к подобному состоянию.

Это прежде всего ряд причин, объясняющих развращенность народа. В главе V, где Саллюстий говорит о развращенности народа, о неспособности его управлять государством, он, как было показано выше, объясняет все это тем, что граждане постепенно теряли свои земельные участки, что бездеятельность и нужда лишили их надежного крова. Таким образом, утеря земельных участков была тем первым толчком, который вызвал в дальнейшем разложение народа.

Однако Саллюстий указывает еще на одну причину. Эта причина есть не что иное, как предпочтение своих личных выгод нуждам государства, т. е. то, что Саллюстий называет торговлей свободой и интересами государства.

В главе X Саллюстий разъясняет, что если это непохвально для народа, то уж вовсе непростительно для высокопоставленных лиц, для сенаторов. Ибо кто занимает в государстве более Высокое и более блестящее по сравнению с другими положение, тот и должен проявлять наибольшую заботу о государственных делах. Для народа с целостью отечества сопряжена лишь свобода, а для тех, кто своей доблестью снискал славу, честь и богатство, для тех вдвойне чувствительна всякая опасность, угрожающая государству. Они не должны жалеть ни трудов, ни забот, поспевать всюду, и, если народ обязан повиноваться сенату, как тело душе, то сенаторам надлежит за народ размышлять. Так было в древности, так поступали предки, и это служение отечеству приносило обильные плоды. Отсутствие всех этих качеств у людей, стоящих во главе управления государством, преобладание личных интересов, склонность к интригам, продажность — вот следующая группа причин, объясняющих слабость и бессилие сената.

Таково мнение Саллюстия о причинах разложения римского общества.

Концепция Саллюстия теперь вырисовывается в более полном виде. До сих пор картина разложения общества представлялась как картина развращенности народа и бессилия сената. Теперь ее можно дополнить тем, что причиной развращенности народа является утеря земельных участков, а причиной слабости сената — забвение сенаторами нужд и интересов государства.

Такова негативная сторона политических воззрений Саллюстия. Теперь можно перейти к рассмотрению его позитивной программы, т. е. к разбору и оценке выдвигаемых им реформ. При изложении программы реформ удобнее всего следовать той «систематизации», которая намечена самим Саллюстием, т. е. сгруппировать проекты реформ по двум основным разделам: реформы, необходимые для обновления народа, и реформы, необходимые для обновления сената.

Основной реформой первого раздела является расширение прав гражданства и вывод «смешанных» колоний, т. е. колоний, в которых будут смешаны старые граждане с новыми, только что получившими права гражданства. Это мероприятие, по мнению Саллюстия, приведет к воскрешению истинного понятия о свободе, так как новые граждане будут стремиться сохранить полученную свободу, а старые захотят сбросить с себя оковы рабства.

Ставя вопрос о выводе колоний (а следовательно, и о наделении колонистов землей), Саллюстий по существу выдвигает некую аграрную реформу. Это предложение находится в полном соответствии с мнением о том, что причиной развращения народа была утеря земельных участков. Таким образом, проект аграрной реформы Саллюстия является логическим выводом из его же посылки о причинах упадка и разложения.

К проектам реформ этого же «раздела» следует отнести и предложение Саллюстия об искоренении или, по крайней мере, уменьшении любви к деньгам, ибо, пока эта страсть господствует, не может быть правильного руководства ни государственными делами, ни частными. Затем сюда должны быть отнесены предложения Саллюстия относительно избрания высших магистратов (консулов и преторов), в основу которых должно быть положено достоинство кандидатов, а не их состояние, и относительно избрания судей из граждан первого класса. Избрание же магистратов должно происходить согласно закону Гая Гракха, т. е. центурии всех пяти классов должны быть перемешаны и затем произведена жеребьевка. Это обеспечит равенство прав для граждан, и они будут стремиться превзойти друг друга не богатством, а доблестью.

Таковы проекты реформ Саллюстия по линии обновления народа.

Переходя к другому «разделу» реформ, Саллюстий предваряет свои проекты некоторым введением, где он рассказывает, как специальное изучение вопроса убедило его в том, что отдельные царства, общества, народы дотоле имели власть, пока они держались основ истины и добра, когда же они начали им изменять из-за любви к наслаждениям, из чувства страха, то потеряли всю власть и могущество и даже оказались затем порабощенными. Интересы отечества должны быть вдвойне важны для людей, высоко стоящих в государстве. Саллюстий для подтверждения этой мысли ссылается на пример предков и затем рисует уже знакомую картину слабости сената, ставшего игрушкой в руках интриганов. Это — следствие того, что интересы отечества забыты, сенаторы трусливы, продажны и добровольно обращают себя в рабство.

Следовательно, необходимо провести такие мероприятия, которые содействовали бы поднятию чувства достоинства у сенаторов, создавали бы им независимость, вернули бы их к служению интересам отечества Для возрождения сената Саллюстий предлагает две реформы: умножить число сенаторов и ввести тайную подачу голосов.

Небезинтересно отметить, что подобно тому, как в предыдущем «разделе» своей программы Саллюстий выдвигал в первую очередь аграрную реформу, так сейчас он выдвигает мероприятия по обеспечению независимости убеждений сенаторов, по поднятию морального авторитета сената. Это предложение находится в полном соответствии с его высказыванием о том, что причиной слабости сената является забвение блага государства и выдвижение на первый план частных, своекорыстных интересов. Таким образом, проект восстановления независимости мнений сенаторов является логическим выводом из посылки Саллюстия о причинах упадка и разложения.

Таковы проекты реформы Саллюстия по линии обновления сената.

Все реформы как одного, так и другого «разделов» имеют своей целью возрождение общества и государства. Однако позитивная программа Саллюстия не исчерпывается этими реформами. Вышеизложенные проекты отвечают лишь на вопрос о том, как возродить государство. Но Саллюстия не мог не интересовать и действительно интересовал вопрос о том, кто может выполнить эту высокую задачу. Для ответа на этот вопрос нужно выяснить отношение Саллюстия к Цезарю.

Раннее письмо начинается с характерной captatio benevolentiae, где Саллюстий, после рассуждения о том, насколько трудно давать советы людям, вознесенным на вершину земного величия, переходит к обоснованию мотивов, которые все же побуждают его дать ряд советов. Прежде всего Саллюстий ссылается на то, что он с ранней молодости посвятил себя государственной деятельности и изучению жизненных интересов государства как во время мира, так и во время войны. Это и дает ему право обращаться с советами к Цезарю. Попутно Саллюстий набрасывает краткую, но выразительную характеристику Цезаря в апологетическом тоне. Затем он объясняет свою попытку тем, что, отнюдь не считая себя разумнее или опытнее Цезаря, он все же рискует давать ему советы, ибо Цезарь, занятый войной и победами, не имеет времени для устройства внутренних дел государства. И, наконец, что в данном случае особенно существенно, Саллюстий ссылается на то, что эта попытка есть результат его твердой уверенности в намерениях Цезаря, которые не могут ограничиваться только отражением неприятеля, но, несомненно, должны идти дальше и затрагивать основные вопросы жизни общества и государства.

Саллюстий, видимо, верит в то, что историческая миссия Цезаря заключается в возрождении Римской республики. Этот взгляд Саллюстия на историческую роль Цезаря и определяет его отношение к нему в данный период. Дальнейший анализ раннего письма может только подтвердить высказанное мнение.

Это письмо заканчивается обращением к Цезарю, в котором Саллюстий снова призывает Цезаря заняться восстановительной деятельностью. А несколько ниже Саллюстий подчеркивает, что только восстановление государства может обеспечить Цезарю истинную славу и величие.

Таково отношение Саллюстия к Цезарю. В период написания раннего письма Саллюстий, очевидно, искренне верил в то, что Цезарь является тем единственным человеком, единственным государственным деятелем в Риме, который может реформировать Римское государство в желательном для него направлении.

Анализ более раннего письма Саллюстия к Цезарю дает довольно полную картину политических воззрений Саллюстия в определенный период их развития, некую политическую «систему» Саллюстия. Эта «система» включает в себя изложение политического идеала Саллюстия (идеала государственного устройства), затем негативную сторону его политической программы (изображение картины упадка общества, анализ причин упадка) и, наконец, позитивную часть программы (пути восстановления государства, т. е. как восстановить — проекты реформ — и кто должен восстановить — историческая роль Цезаря).

Теперь следует дать общую принципиальную оценку этой политической «системы» Саллюстия и, в первую очередь, его «политического идеала».

«Политический идеал» Саллюстия, как уже известно, заключается в таком государственном устройстве, в таком образе правления, который существовал в период «золотого века», когда Рим не превратился еще в мировую державу. Это идеальное государственное устройство выражено в данной самим Саллюстием формуле: сенат + народ, при соответствующем разграничении функций между обоими членами формулы (сенат управляет, а народ под его мудрым руководством занимается полезной деятельностью). Таков политический идеал Саллюстия, и он уже охарактеризован как консервативно-республиканский.

Стремление Саллюстия к восстановлению обычаев и институтов «золотого века» республики, вера в то, что только этим путем может быть достигнуто истинное обновление государства, были внешним проявлением идеологии, столь характерной для античного мыслителя.

Для Саллюстия, как и для большинства его современников, понятия «государство» и «Рим» были еще понятиями идентичными. Саллюстий отождествлял свое понимание государства с Римом, в лучшем случае включая в него Италию, провинции же были для него не чем иным, как некоторым громоздким и скорее всего чужеродным придатком к Риму. Идея государства воплощалась для него в полисе. Это и есть столь обычная и характерная для античного мыслителя идеология, — если можно так выразиться, «полисная идеология». В этом, между прочим, также заключается консерватизм политических воззрений Саллюстия. Его политическим идеалом было государственное устройство Рима-полиса, т. е. такое устройство, которое уже не соответствовало условиям римской действительности. Для античных политических систем вообще характерно, что их идеал лежит в прошлом. Обычно это — идеализация нравов и законов предков, mores maiorum. Саллюстий целиком стоит на подобных позициях.

Но замечательно то, что Саллюстий обостренно ощущал противоречие, проявлявшееся в факте выхода Рима за рамки полиса и превращения его в мировую державу. Эта коллизия была для Саллюстия противоречивой и полной драматизма. Разрушение Карфагена оказалось той гранью, которая была столь неосмотрительно перейдена, и с этого момента судьба начинает безудержно изливать свой гнев на Римское государство.

И действительно, коллизия была противоречива и драматична. В то время как «идеальной» формой общественно-политического устройства в античном обществе являлся полис, как наиболее приспособленный для эксплуатации угнетенных классов аппарат, — Римское рабовладельческое государство перерастало эти рамки. Оно ломало их, но, не будучи еще в состоянии полностью от них освободиться, вследствие этого начинало разрываться внутренними противоречиями.

Не следует, конечно, приписывать развитие подобных взглядов на существовавшие в рабовладельческом обществе противоречия самому Саллюстию. Но поистине замечательным является то, что он интуитивно нащупал ряд наиболее характерных противоречий, разъедавших античное рабовладельческое общество.

Что касается программы реформ, выдвигаемой Саллюстием, то прежде всего нужно отметить, что предлагаемый им план реформ — отнюдь не поверхностный план более или менее случайных мероприятий, даже не ближайших практических задач, но план основательного переустройства современного ему Римского государства. Выполнение этого плана, по мысли Саллюстия, должно было возродить Рим предков, Рим-полис.

А так как Рим-полис характеризуется для Саллюстия прежде всего определенным типом государственного устройства, который выражен формулой: сенат + народ, то Саллюстий и группирует свои реформы по двум «разделам», двум направлениям: меры для обновления сената и меры для обновления народа.

Быть может, именно поэтому приходится признать проекты реформ Саллюстия утопическими. Вполне правильно замечание Эдуарда Мейера по поводу одного из проектов реформ, замечание, которое вполне может быть распространено и на все остальные проекты Саллюстия. По мнению Эдуарда Мейера, политические реформы Саллюстия представляют собой утопию, идущую еще от воззрений Сократа и Платона и характерную для многих политических теорий древности. Это не что иное, как уверенность в том, что правильное законодательство может изменить формы государственного устройства и даже исторически данные условия бытия.

Однако нельзя ограничиться этим в общем верным замечанием Эдуарда Мейера, ибо, подтверждая утопичность и несвоевременность реформ Саллюстия, оно не объясняет, почему эти реформы были утопичны, почему они были несвоевременны.

Ответ на этот вопрос может быть дан лишь в том случае, если иметь ясное представление о конечной цели преобразовательных планов Саллюстия. Между тем уже говорилось, что проекты реформ были планом мероприятий по возрождению Рима-полиса. Насколько реально было думать о возможности втиснуть Рим в рамки полиса, рамки, которые Римом были превзойдены и разбиты,— на это ответ был дан самим ходом исторического развития. Вот почему реформы Саллюстия оказались утопией. Вот почему они не только не были реализованы Цезарем, но и не могли быть им реализованы.

В заключение остается выяснить вопрос о том, интересы какой части римского общества отражала политическая программа, изложенная Саллюстием в раннем письме, интересам какой классовой группировки соответствовал идеал государственного устройства, пропагандируемый в раннем письме.

Саллюстий представлял интересы той группировки рабовладельческого класса, которую можно охарактеризовать как промежуточную прослойку между плутократической верхушкой и деклассированными низами. Однако пока это еще слишком общее определение. Несомненно, есть возможность более точно определить социальную принадлежность Саллюстия.

Саллюстий, родившийся в сабинском городе Амитерне, был по существу выходцем из среднезажиточных слоев муниципального населения, Очевидно, именно он упоминается Асконием в связи с событиями 52 г. В этом году Саллюстий был народным трибуном, причем стоял на стороне Клодия, а следовательно, был противником Милона и Цицерона. Вместе с другими трибунами — Квинтом Помпеем и Мунатием Планком — он после убийства Клодия произносит страстные речи, направленные против Милона. Он стремится придать делу политический характер и доказывает, что убийство Клодия — результат заговора нобилитета.

Итак, Саллюстий выступил впервые на политической арене как popularis и вместе с некоторой частью популяров одно время ориентировался на Цезаря. Эта политическая группировка выражала настроения тех слоев, которые, с одной стороны достаточно четко отделяли себя от деклассированных низов, т. е. от vulgus, но, с другой стороны, не менее яро ненавидели кастово-замкнутую олигархическую группу нобилитета, захватившую всю политическую власть в свои руки. Несомненно, что та программа реформ, та «политическая система», с которой Саллюстий выступил в «Письме к Цезарю», в значительной степени отражала политические требования и чаяния этой группировки. Программа этой группы может быть сформулирована так: политическое равноправие для ее представителей или, говоря языком Саллюстия, «расширение прав народа и ограничение власти аристократии», т. е. опять-таки некое равновесие между сенатом (аристократией) и народом. Эта программа была тем реальнее, что подобный политический идеал был не только умозрительным построением, не только мечтой философа, как многие политические утопии греческих мыслителей, нет, он ведь был однажды реально воплощен, он был действительностью в период «золотого века» Римской республики!

Отсюда определенное убеждение, что все дело заключается в том, чтобы восстановить государственные формы и отношения «золотого века». Отсюда же и вера в историческую миссию Цезаря, который мог восприниматься представителями данной прослойки как восстановитель «демократических» традиций. Это тем более вероятно, что из всех крупных политических фигур этого времени, несомненно, только Цезарь и мог возбуждать подобные надежды, так как Помпеи уже открыто блокировался с нобилитетом. Цезарь был еще окружен ореолом стойкого и последовательного борца народной «партии», он был уже окружен ореолом легендарных побед и завоеваний в Галлии, он был врагом нобилитета и вместе с тем он выказал известную лояльность и умеренность как демагог. Не следует забывать, что в 50 г. Цезарь если и был главой «партии», то отнюдь не был главой государства. Следует учесть и то, что Цезарь, основным лозунгом которого во время его борьбы за власть были beneficia и dementia, примирение различных общественных групп и интересов, видимо, ничего не имел против несколько «вольного» и расширительного толкования своей программы. Если определенные слои римского общества могли верить в то, что Цезарь выступает как борец за возрождение республики, то самому Цезарю было только выгодно поддерживать подобные взгляды. «Письмо» Саллюстия, было ли оно опубликовано или нет, было ли оно заказано или написано по собственной инициативе автора, все-таки в какой-то мере отражает тот факт, что Цезарь возбуждал в некоторой части римского общества те надежды, которые возлагаются на него в этом «Письме». И если не отдельные конкретные предложения или реформы Саллюстия, то общее направление этих реформ, несомненно, должно было лежать в том плане, в том аспекте, через который преломлялась для определенной прослойки римского общества деятельность Цезаря.

Однако дальнейший ход исторических событий, столь отличный от тех путей и направлений, которые намечались Саллюстием, показал, какая пропасть существовала между этими утопическими проектами и реальными политическими нуждами Римской империи в процессе ее становления. Наиболее ярко и наглядно это противоречие может быть вскрыто путем анализа внутриполитической деятельности Цезаря в период между написанием более раннего и более позднего «Писем».

Если придерживаться того взгляда, что раннее «Письмо к Цезарю» написано в последние месяцы 50 г., а позднее — после битвы при Тапсе (апрель 46 г.), то промежуток, отделяющий позднее письмо от раннего, обнимает срок, несколько больший, чем три года. За это время, как известно, произошло много крупных событий. За это время Цезарь, продолжая оставаться главой «партии», превратился вместе с тем в главу государства; за это время фактически утвердилось единодержавие Цезаря.

Внешние события римской истории данного периода слишком хорошо известны, чтобы на них останавливаться. В данном случае основной интерес представляет внутренняя политика Цезаря. Для удобства рассмотрения вопроса и в соответствии с указанными выше датировками обоих писем внутриполитическую деятельность Цезаря следует разбить на два периода: а) основные законодательные мероприятия и реформы с 49 по 46 г. (до битвы при Тапсе) и б) основные законодательные мероприятия и реформы с 46 г. (после битвы при Тапсе).

До битвы при Тапсе Цезарь мог заниматься внутренними реформами только урывками, только во время тех кратких передышек между походами, когда он бывал в Риме. Однако нельзя не удивляться чрезвычайной интенсивности реформаторской деятельности Цезаря, причем уже первые его мероприятия дают возможность установить основную тенденцию внутриполитической деятельности Цезаря и материал для сравнения ее с программой Саллюстия.

В 49 г., в те шесть-семь дней, что Цезарь пробыл в Риме, им самим не было издано никаких законов; Цезарь, как проконсул, не имел на это права и, видимо, в данном случае не хотел нарушать обычного порядка. Но бесспорно, что в этот короткий промежуток времени или вскоре после отъезда Цезаря из Рима принимается lex Antonia de proscriptorum liberis, по которому сыновья проскрибированных при Сулле получили гражданские права. За это Цезарь агитировал еще во время своего эдилитета. В том же, 49 г., но уже по возвращении из Испании, в которой Цезарь узнал о провозглашении его диктатором, он пробыл в Риме еще 11 дней. За это время были проведены выборы, которые открылись под председательством Цезаря и на которых консулами были избраны сам Цезарь и Публий Сервилий Исаврийский, а преторами — ближайшие сотрудники и приверженцы Цезаря. Из других мероприятий этого времени следует отметить отмену lex Pompeia de ambitu, в результате чего многие осужденные по этому закону были оправданы и возвращены в Рим. Кроме того, в эти же 11 дней был проведен закон о даровании прав римского гражданства транспаданцам — lex lulia de crvitate Transpadanis danda, а затем и гадитанцам — lex lulia de civitate Gaditanis danda. Но, пожалуй, наиболее существенным мероприятием Цезаря за этот период было проведение lex lulia de pecuniis mutuis, по которому Цезарь пытался удовлетворить кредиторов тем, что имущество должников, оцененное специальными посредниками или арбитрами по ценам довоенного времени, поступало во владение кредиторов. Этим же законом запрещалось иметь более 16 тыс. денариев (60 тыс. сестерциев) наличными, излишек сверх этой суммы должен был пускаться в оборот.

Перед отъездом из Рима Цезарь провел раздачу хлеба в первой половине декабря уехал к армии. Как известно, во время Александрийской войны и затем войны с Фарнаком внутреннее положение в Риме было крайне напряженным. Попытка организации восстания Целием и Милоном, движение Долабеллы — все это говорило о неустойчивости новых порядков и угрожало прежде всего власти самого Цезаря.

Однако последующие мероприятия Цезаря являются логическим развитием его внутриполитической деятельности 49 г. и продолжают ту же линию. После фарсальской битвы Цезарь возвращает Фессалии автономию, а задержавшись на некоторое время в Азии, дарует свободу книдцам и снимает одну треть налогов с населения провинции Азии.

Вернувшись летом 47 г. в Рим, Цезарь не только не вознаграждает Антония за жестокое подавление движения Долабеллы, но с этого момента начинается его охлаждение к Антонию, и ближайшие мероприятия Цезаря по существу являются, хотя частичной и компромиссной, но все же реализацией программы Долабеллы. Об этом свидетельствует lex lulia de mercedibus habitationum annuis, по которому слагалась задолженность по годовой плате за квартиру для живущих в Риме в объеме 2 тыс. сестерциев, а в других городах Италии — 500 сестерциев. Что касается вопроса об отмене долгов, та хотя Цезарь и отказывается снова от радикального разрешения этой проблемы и не удовлетворяет желаний относительно tabulae novae, но теперь закон de pecunis mutuis получает такое толкование, что из оцененного имущества, которым расплачивались должники, в их пользу зачитывались выплаченные уже проценты (т. е. они зачислялись в счет погашения долга). Вследствие этого кредиторы теряли около одной четверти той суммы, на которую ими высказывались притязания. Эти мероприятия были дополнены появлением lex lulia de modo credendi et possidendi intra Italiam, по которому предлагалось вкладывать часть капиталов в земельное имущество. Как и в 49 г., так и теперь, Цезарь дополняет свои мероприятия по разрешению долговой проблемы мероприятиями, содействующими обращению капиталов.

В 47 г., перед отъездом на африканскую войну, Цезарь пробыл в Риме два с половиной месяца, и за это время им был проведен еще lex lulia de sacerdotiis, no которому увеличивалось число авгуров, понтификов и квиндецемвиров. Число преторов было также увеличено на основании lex lulia de praetoribus decem creandis, который доводил число преторов с восьми до десяти. Увеличено было также число эдилов и квесторов. Новые вакансии были заполнены сторонниками Цезаря. Своих приверженцев из всаднического сословия, равно как и некоторых центурионов, он вводит в сенат взамен умерших сенаторов при предпринятой им, как диктатором, lectio senatus. В это время и был снова принят в состав сената Саллюстий, возвратившийся из своей неудачной экспедиции в Иллирию и назначенный претором.

Таковы были основные мероприятия Цезаря за два с половиной месяца его пребывания в Риме. 1 декабря 47 г. он снова уезжает из Рима на африканскую войну.

Теперь, после того как изложены основные реформы Цезаря, проведенные им в период от начала гражданской войны и до битвы при Тапсе, можно сделать попытку выяснить вопрос о том, в каком соответствии находятся эти мероприятия с реформаторскими планами Саллюстия из раннего письма.

Программа реформ Саллюстия, как было уже показано, сводилась к мероприятиям по «возрождению сената и народа». В плане возрождения народа основными предложениями были: вывод смешанных поселений, уничтожение незаслуженных привилегий, доставляемых богатством, выборность судей народом из граждан первого класса, изменение порядка голосования при выборах. В плане возрождения сената основными предложениями были: увеличение числа сенаторов, введение в сенате тайного голосования.

Нетрудно убедиться, что реформы, проведенные Цезарем, не только не совпадают с предложениями Саллюстия, но иногда прямо противоречат смыслу его проектов.

Саллюстий, например, говорит о выводе смешанных поселений; Цезарем за это время не выведено ни одной колонии. Однако позднее, когда Цезарь стал выводить колонии, основное требование Саллюстия, т. е. принцип смешения, не выполнялось, откуда следует, что Цезарь не придавал этому мероприятию того глубокого внутреннего смысла, который вкладывался в него Саллюстием.

Саллюстий говорит об уменьшении любви к деньгам и уничтожении привилегий, доставляемых богатством, но способы, которыми Цезарь пытался регулировать долговую проблему, были тесно связаны с мероприятиями, содействующими обращению капиталов, и говорят о совершенно иной линии Цезаря в этом вопросе. Не снижение роли и значения денег, а, наоборот, открыто плутократический характер законодательства,— вот что характеризует финансовую политику Цезаря.

Саллюстий предлагает выбирать судей из граждан первого класса. Цезарь до 46 г. никак не затрагивает этого вопроса, но зато хорошо известно, что позже, в 46 г., им была уничтожена в судах декурия эрарных трибунов, и суды снова стали достоянием лишь сенаторов и всадников.

Наконец, Саллюстий говорит о выборности магистратов, даже внося коррективы в систему выборов, Цезарь же фактически отменяет самую выборность и раздает магистратуры по своему усмотрению.

Таким образом, проекты реформ Саллюстия по «обновлению народа» не только не осуществлялись, но был предпринят ряд мер, резко противоположных этим проектам. Следовательно, у Цезаря было свое понимание роли народа, свое отношение к народу, отличное от взглядов на этот вопрос Саллюстия.

Что касается проектов реформ Саллюстия в плане «возрождения сената», то здесь противоположность мероприятий Цезаря выражена не менее ярко. Прежде всего самая идея укрепления власти сената была глубоко чужда Цезарю, и поднятие авторитета сената никак не входило в его расчеты. Это настолько очевидно, что не нуждается в особых доказательствах. Относительно предложения Саллюстия об увеличении числа сенаторов необходимо иметь в виду, что хотя такое увеличение Цезарем и было проведено, оно было предпринято им с совершенно иной целью, с целью ослабления самостоятельности и значения сената. Поскольку сенат пополнялся лишь креатурами Цезаря, эта цель легко достигалась. Таким образом, если выше говорилось об отличном от Саллюстия понимании роли народа Цезарем, то здесь можно говорить о коренном различии между Саллюстием и Цезарем в понимании роли сената.

Итак, деятельность Цезаря в период между написанием раннего и позднего писем могла убедить их автора в том, что программа реформ, изложенная им в первом письме, не встречает отклика. Саллюстий не мог, конечно, понимать того, что это совершенно закономерное явление. Между тем закономерность этого явления становится совершенно очевидной, если уяснить себе принципиальное направление реформаторской деятельности Цезаря. Но для этого необходимо (хотя придется нарушить последовательность изложения и хронологически несколько забежать вперед) дополнить краткий очерк внутриполитической деятельности Цезаря обзором мероприятий, проведенных им после битвы при Таисе.

Вернувшийся в Рим 25 июля 46 г. после окончания африканской войны и встреченный необычайными почестями, Цезарь отпраздновал пышный четверной триумф. Во время этого триумфа были розданы щедрые награды и подарки не только военачальникам и солдатам, но всем гражданам. Так, каждый гражданин получил обещанные еще в 49 г. 300 сестерциев, к которым Цезарь добавил еще 100 сестерциев за просроченное время. Помимо этого было роздано по 10 модиев хлеба и 10 фунтов масла каждому. Затем были устроены грандиозное угощение для народа, зрелища и игры разных родов. Солдатам было выдано по 24 тыс. сестерциев, центурионам — вдвое больше, трибунам — вчетверо. Эти деньги были выплачены новой золотой монетой — aureus, которая с этого времени становится государственной монетой. К упомянутым празднествам примыкают игры, данные Цезарем в память его умершей дочери, игры при освящении храма Venus Genetrix и forum Iulium.

Вслед за этим Цезарь в силу своих диктаторских полномочий приступает к наделению ветеранов землей. Это мероприятие проводилось умеренно и осторожно, покушений на собственность старались избегать. Землевладельцы не сгонялись с земель, как было при Сулле, но Цезарь распределил поселенцев по Италии, а также за ее пределами, и, кроме государственных земель, предпочтительно использовались земли невозделанные.

В силу praefectura morum Цезарь проводит ограничение контингента лиц, получавших хлеб, снизив его до 150 тыс. человек (вместо 320 тыс. чел.). Praetor urbanus должен был ежегодно жеребьевкой пополнять освободившиеся вакансии в пределах тех же 150 тыс.

Затем Цезарь приступил к проведению всеобщего ценза,— мероприятия, которое не было окончено до самой его смерти. В качестве подготовки к проведению этого мероприятия принимается lex Iulia municipalis. Этот закон представляет крайне характерную попытку введения общих норм как для Рима, так и для муниципиев, что низводило Рим, в некотором отношении, на один уровень с муниципиями.

Опуская криминальные законы Цезаря, законы против эмиграции, реформу календаря и пр., следует отметить еще из законодательной деятельности Цезаря этого периода его меры против роскоши — lex Iulia sumptuaria, затем эдикт о роспуске клодиевых коллегий, которые были средоточием плебса и очагами демократической агитации, lex Iulia iudiciaria, no которому, как уже говорилось, уничтожалась декурия эрарных трибунов и, наконец, lex Iulia de provinciis, no которому управление провинциями разрешалось проконсулам на срок не больший, чем два года, а пропреторам не более, чем один год. Эти мероприятия были проведены Цезарем в пять месяцев, с мая по сентябрь 46 г., и перечислением их можно закончить краткий обзор внутриполитической деятельности Цезаря.

Основной идеей, пронизывающей всю реформаторскую деятельность Цезаря, была идея организации могущественной Римской державы. Об этом свидетельствуют и самый размах реформ и общее направление их и даже та интенсивность, с какой эти реформы проводились. Об этом свидетельствуют и те пути, которые были избраны Цезарем в осуществлении намеченной цели, в деле создания мощной Римской империи. Можно говорить о двух тенденциях в реформаторской деятельности Цезаря, которые очевидны и которые определяют направленность отдельных реформ. Это, во-первых, стремление Цезаря к объединению государства и уравнению в правах всего свободного населения, во-вторых, стремление к переустройству и совершенствованию государственного аппарата, созданию сильной централизованной власти.

Уравнительная тенденция подтверждается такими мероприятиями, как дарование прав гражданства транспаданцам и гадитанцам, а также в известной мере возвращением автономии Фессалии, дарованием свободы книдцам и сложением части налогов с населения Азии. Сюда же, конечно, следует отнести и lex Iulia municipalis, а также монетную и календарную реформы.

Стремлением к установлению прочной централизованной власти продиктованы мероприятия по увеличению числа магистратов, проведение lex Iulia de provinciis и, наконец, меры по превращению сената в послушный диктатору орган власти, что нашло свое выражение в проведенной Цезарем lectio senatus.

Эти две тенденции и определяют принципиальное направление всей реформаторской деятельности Цезаря. Однако, как нетрудно убедиться из вышеизложенного, все его мероприятия и реформы не шли и не могли идти дальше забот о создании некоего военно-административного объединения в масштабе orbis terrarum. Само собой разумеется, что ни о какой единой и прочной экономической базе этой империи не могло быть и речи.

Как основная идея внутриполитической деятельности Цезаря, так и пути ее осуществления были совершенно чужды и враждебны принципам Саллюстия. Но этот принципиальный характер расхождения как раз совершенно не вскрыт и не объяснен буржуазными исследователями Саллюстия, даже теми, кто признает расхождение программы Саллюстия и Цезаря (например, Э. Мейер, О. Зеель).

Если для Саллюстия идеалом, к которому он стремился, было возрождение Рима-полиса, то идеалом Цезаря было создание могущественной империи. Если Саллюстий необходимым условием для достижения своего идеала полагал укрепление сената и восстановление его авторитета, то Цезарь, наоборот считал ослабление сената необходимым условием централизации власти. И, наконец, если Саллюстий стремился к «возрождению» римского народа путем организации смешанных поселений и допущения народа к государственной жизни (хотя и на весьма ограниченных условиях!), то Цезарь заботился лишь об уравнении всего свободного населения империи в правах, отнюдь не помышляя о допущении этого населения к управлению государством.

Об отношении к этому вопросу Цезаря достаточно ярко свидетельствует его «популярная» политика. Политика Цезаря по отношению к римскому плебсу была политикой типичного демагога. Цезарь понимал необходимость сохранить популярность в низших слоях римского гражданства, но привлекать эти народные массы к делу управления государством он вовсе не стремился. Отсюда чисто демагогическая политика «подачек» городскому плебсу, отсюда щедрые раздачи во время триумфов, отсюда характерные попытки регулирования долговой проблемы, отношение к движению Долабеллы и пр. Но как только дело касается политических прав и участия в государственной жизни, сразу бросается в глаза антидемократический характер мероприятий Цезаря. К таким мероприятиям следует отнести и lex Iulia iudiciaria и эдикт о роспуске клодиевых коллегий. В этом суть «популярной политики» Цезаря, политики демагогических подачек при постепенном вытеснении народных масс из сферы государственной жизни.

Итак, Саллюстий на опыте внутриполитической деятельности Цезаря за 50—46 гг. мог достаточно наглядно убедиться в том, что его предложения не нашли отклика. Для того чтобы выяснить, как воспринял Саллюстий расхождение деятельности Цезаря со своей политической программой и как он реагировал на это расхождение, необходимо обратиться к более позднему «Письму к Цезарю», написанному в тот период, когда это расхождение обнаружилось достаточно ярко и когда, в основном, уже определилось направление внутриполитической деятельности Цезаря.

Позднее письмо Саллюстия к Цезарю по своему содержанию, по своим основным идеям и даже по манере изложения существенно отличается от раннего.

Прежде всего нужно ознакомиться с изображением картины упадка римского общества в позднем письме.

Характерные черты, которыми Саллюстий набрасывает картину разложения римского общества, рассыпаны по всему произведению. Саллюстий говорит о непомерной роскоши и алчности, царящих в римском обществе, о развращенности юношества, об испорченности народа денежными и хлебными раздачами.

Но главным образом в позднем письме Саллюстий останавливается на ужасах междоусобной войны, описанию которых посвящена целиком глава IV. Саллюстий говорит здесь о тайных убийствах и преступлениях, о массовых избиениях, о гибели женщин и детей, о разрушении жилищ. Он гневно обрушивается на тех, кто в эти тяжелые дни, несмотря на все ужасы воины, проводит время в пирах, излишествах и преступных наслаждениях.

В таких красках изображается Саллюстием в позднем письме современное ему состояние римского общества.

Нетрудно убедиться, что картина разложения в раннем письме была несравненно более полном и убедительной. Кроме того, она была более «обоснованной», ибо она «увязывала» разложение общества с развращенностью народа и слабостью сената, т. е. в какой-то степени отражала «систему» Саллюстия, логически вытекая из нее.

Картина разложения общества в позднем письме скорее даже не стройная и законченная картина, а ряд ярких, но все-таки торопливых мазков, ряд фактических примеров. Но и эти фактические примеры не систематизированы, не подобраны так, чтобы они могли служить иллюстрацией к определенным теоретическим положениям автора, как то было сделано в раннем письме. Изображение состояния римского общества в позднем письме носит на себе печать торопливости и растерянности, и, по существу, картина разложения римского общества совершенно вытеснена рассказом об ужасах междоусобной войны, которые и привлекают все внимание Саллюстия. Можно только еще отметить сугубое подчеркивание безнравственности, царящей в Риме,— лейтмотив всех описаний и рассуждений в позднем письме.

Анализ причин разложения общества дается в главе VII. Саллюстий рассказывает здесь, что специальные занятия и размышления о причинах возвышения или гибели отдельных выдающихся людей, народов и государств убедили его в том, что причиной возвышения всегда было презрение к богатству, а причиной падения — страсть к деньгам, корыстолюбие. Достичь истинного величия как для отдельного человека, так и для государства возможно лишь одним путем, путем нравственного самоусовершенствования.

Таким образом, в позднем письме причинами упадка уже оказываются моральное несовершенство, нравственное разложение римских граждан. В этих кратких формулировках, по существу, дана в зародыше саллюстиева теория упадка нравов, в зародыше петому, что позднее письмо еще не дает ответа на вопрос о том, кто же является конкретным носителем зла, по чьей вине произошло разложение общества. Саллюстий еще оперирует общими и отвлеченными категориями, которые не являются пока атрибутами той или иной общественной группировки, а бытуют в римском обществе вообще.

Следует еще ознакомиться с позитивной программой, т. е, с проектами реформ в позднем письме.

Поскольку причиной упадка и разложения государства является непомерная алчность, то Саллюстий, в первую очередь, предлагает уничтожить роскошь и любовь к деньгам. Крайне характерно, что сделать это, по мнению Саллюстия, путем восстановления древних законов и обычаев для современного общества в силу крайнего его разложения уже невозможно. Поэтому существует лишь один выход, который Саллюстий и предлагает. Для того чтобы каждый довольствовался своим, следует уничтожить ростовщичество. Саллюстий понимает всю затруднительность проведения подобного проекта в жизнь, но интересы государства настоятельно требуют такой меры, и потому выполнить это необходимо.

Затем идет ряд второстепенных предложений, которые Саллюстий только перечисляет «оптом», даже не давая себе труда развить и обосновать их. Тут и уничтожение торга должностями, который, впрочем, прекратится сам собой, когда будет уничтожена любовь к деньгам, тут и меры по обеспечению безопасности в Италии, и регулирование срока военной службы, и предложения относительно раздачи хлеба ветеранам. Этими предложениями исчерпывается новая программа реформ Саллюстия, изложенная им в позднем письме.

Если ее сравнивать с программой реформ раннего письма, то прежде всего бросается в глаза неглубокий, непринципиальный характер новых проектов Саллюстия. Проекты реформ раннего письма, как уже было отмечено, являлись планом основательного переустройства всего государства, проекты же реформ позднего письма носят несравненно более поверхностный характер. Это всего-навсего ближайшие шаги, ближайшие практические мероприятия. Даже основное и наиболее серьезное, с точки зрения самого Саллюстия, предложение об уничтожении ростовщичества вовсе не требует переустройства государства, а вполне укладывается в рамки «существующего строя». В этом и заключается коренное отличие нового плана реформ Саллюстия от плана реформ, изложенного в раннем письме.

Следует еще отметить отсутствие систематизации реформ и единой целевой установки всего плана, в то время как план реформ раннего письма был поставлен на службу определенной цели, а именно возрождению Рима как полиса. Как и на картине разложения римского общества, данной в позднем письме, так и на программе реформ лежит печать торопливости, отрывочности и растерянности. Это не случайное явление: очевидно, в позднем письме эти разделы имеют уже второстепенное, побочное значение и центр тяжести перенесен автором на нечто иное. В связи с этим следует перейти к чрезвычайно интересному вопросу, для выяснения которого позднее письмо дает обильный и весьма существенный материал,— к вопросу об отношении Саллюстия к Цезарю.

Обращения Саллюстия к Цезарю в позднем письме составляют добрую половину всего произведения. Это не только обращения, это — просьбы, уговоры, заклинания. Уже самое обилие уговариваний внушает мысль о том, что Саллюстий, очевидно, на основании опыта, был далеко не уверен в том, последует ли Цезарь его советам.

Позднее письмо также начинается с традиционной captatio benevolentiae и с восхваления заслуг Цезаря, но, однако, в самом начале имеется некий замаскированный намек, который можно отнести на счет самого Цезаря. Говоря о том, что всякий человек, стоящий на вершине могущества, как бы он ни был добр и милосерд, все же внушает опасение тем, что может употребить свою власть во зло, Саллюстий объясняет, почему эта так бывает.

Причиной подобных опасений является пример многих могущественных людей, которые неправильно считают свою власть тем прочнее, чем более ничтожны те, кем они управляют1. Правда, Саллюстий сразу же переходит к тому, что Цезарю, наоборот, следует стремиться к возможности управлять «лучшими», но весьма возможно, что Саллюстия на подобный пример натолкнуло направление и характер деятельности Цезаря в первые же годы гражданской войны.

Затем Саллюстий всячески подчеркивает beneficia Цезаря, его кротость во время войны, его отношение к побежденным соотечественникам. Он призывает Цезаря к проведению подобной же политики и в дальнейшем, но самая настойчивость этих призывов заставляет думать о том, что Саллюстий скорее ожидает обратного.

Небезинтересно отметить описание лагеря Цезаря, который изображен отнюдь не в радужных красках. Сюда стекается весь сброд, все те, кто погряз в пороках и преступной роскоши, все те, кто мечтает «подорвать общественный порядок». Опять-таки Саллюстий указывает, что Цезарь не дает воли порочным страстям и наклонностям этих людей, вследствие чего многие уже покинули его лагерь, но все же некоторые остаются, и как раз такие, для кого лагерь является надежным прибежищем от их кредиторов. Все это выглядит как попытка Саллюстия в замаскированной форме подвергнуть критике Цезаря и его окружение.

Далее Саллюстий снова переходит к увещеваниям на тему о том, что власть, основанная на жестокости, непрочна и тягостна, ибо тот, кто внушает страх многим, и сам живет в постоянном страхе. В противовес этому властитель, который управляет милостиво и снисходительно, имеет прочную, спокойную власть. Саллюстий всячески старается сделать тезис о милостивой власти наиболее убедительным, и вся картина ужасов гражданской войны в главе IV должна служить наглядным подтверждением этой мысли. В главе VI Саллюстий снова заклинает Цезаря употребить все могущество на пользу отечества, не прибегать к суровым приговорам и казням, но проявить истинное милосердие — vera dementia — и позаботиться, в первую очередь, о восстановлении нравственности среди молодого поколения.

Итак, позднее письмо пронизано призывами к Цезарю не обратить во зло завоеванную им власть, но воспользоваться ею с милосердием, употребив ее на восстановление добрых нравов в Римском государстве.

Все это свидетельствует о том, что отношение Саллюстия к Цезарю ко времени написания этого письма существенно изменилось. Если на основании раннего письма можно было сделать вывод, что Цезарь был тогда для Саллюстия единственной фигурой, единственным деятелем, который мог провести реформу государственного строя, и Саллюстий, очевидно, возлагал на него определенные надежды в этом отношении, то сейчас, ко времени позднего письма, приходится говорить о неуверенности Саллюстия в Цезаре, о его растерянности, о его разочаровании в личности и деятельности Цезаря. Это подтверждается ожиданием проскрипций, которое явно ощущается в «заклинаниях» Саллюстия, это подтверждается самим обилием подобных «заклинаний», это проскальзывает в осторожных и замаскированных намеках по адресу Цезаря. Таково изменение отношения Саллюстия к Цезарю.

Что касается до общего итога, который можно подвести изучению политических воззрений Саллюстия на основе материала позднего письма, то его особенно легко выявить при сравнении с некоторыми, сделанными выше по поводу раннего письма, выводами.

В позднем письме можно наметить, хотя довольно условно, те же «конструктивные» разделы, что и в раннем. Однако при этом внешнем и довольно условном сходстве конструкций обоих писем приходится констатировать глубокое различие их внутреннего содержания.

Прежде всего в раннем письме имелось изложение довольно стройной и разработанной политической «системы» Саллюстия, базирующейся на его политическом идеале (сенат + народ). Составные части раннего письма: картина разложения общества, анализ причин разложения, программа реформ — все это являлось иллюстрацией и развитием основных положений «системы», будучи приведено в строгое соответствие со всей «системой» в целом. Как сам политический идеал Саллюстия, так и выводы из него (программа реформ) требовали коренного, принципиального переустройства Римского государства.

В позднем письме Саллюстий как будто отходит от своей прежней политической «системы». Во всяком случае эта «система» более не ощущается. Политический идеал Саллюстия этого времени четко не выражен. Центральной проблемой ныне становится проблема нравственного возрождения римского общества. Однако учение о нравственной регенерации общества еще не представляет развитой теории, поэтому и соответствующие составные части позднего письма: картина разложения общества, анализ причин и программа реформ — значительно менее разработаны, чем соответствующие разделы раннего письма. Программа реформ, как уже отмечено, бросается в глаза поверхностным характером предложений: они отнюдь не предполагают переустройства общества, но целиком укладываются в рамки существующих отношений. Саллюстий отказывается от основных предложений раннего письма — аграрной реформы и реформы сената и все сводит к уничтожению роскоши и корыстолюбия, к мероприятиям воспитательного характера.

Раннее письмо построено на конкретном историческом материале. Изложение политической системы Саллюстия подкреплено историческим экскурсом, органически врастающим в ткань произведения; изображение картины упадка общества также носит вполне конкретный характер (развращенность народа, слабость сената). Проекты реформ четко распределены и соответствуют общему духу письма. Исторические факты, ссылки и указания рассыпаны по всему письму.

Позднее письмо носит несравненно более отвлеченный, абстрактный характер. Здесь отсутствуют исторические экскурсы и, за исключением скорее реторического, чем исторического отступления по поводу ужасов гражданской войны, в позднем письме не имеется никакого исторического материала. Картина разложения общества сводится к отвлеченным рассуждениям о падении нравственности «вообще», о разложении общества «в целом».

Проекты реформ даны нечетко, они не систематизированы. В связи с этим невольно создается впечатление, что Саллюстий стремится отойти от конкретных фактов и событий, от живой действительности, от политической и партийной борьбы в область «общих истин», одинаково справедливых для всех, в область общих рассуждений о нравственном самоусовершенствовании.

Наконец, раннее письмо характерно тем, что основное внимание автора в этом произведении устремлено на изложение, развитие и разработку самой «системы». Обращения к Цезарю, имеющиеся в этом письме, носят внешний, обрамляющий. Это не значит, что Саллюстий вообще не хотел обращаться к Цезарю, наоборот, это говорит о том, что Саллюстий еще верил в Цезаря и в его историческую миссию по восстановлению республики. Поэтому раннее письмо содержит советы, но не уговаривания.

В позднем письме, и это очень характерно, центр тяжести перенесен именно на captatio benevolentiae, на уговоры не прибегать к проскрипциям, на просьбы о проявлении vera dementia. Это и есть, очевидно, основная цель позднего письма, а «теоретическая часть» в этом письме имеет явно второстепенное, подчиненное значение. Подобное перенесение центра тяжести наилучшим образом свидетельствует о растерянности Саллюстия, о разочаровании в Цезаре и о страхе перед ним.

Таким образом, политические воззрения Саллюстия в период написания позднего письма претерпевают существенное изменение. Саллюстий, как мы убедились, отходит от своей прежней политической «системы», а следовательно, отказывается и от конкретных выводов из нее (например, изменение программы реформ). Позднее письмо отражает этот переходный момент в развитии политических воззрений Саллюстия. В этом и заключается его основное значение.

Итак, многие из прежних убеждений, прежних взглядов и симпатий Саллюстия терпят крах. Но так как этот крах есть следствие весьма конкретных причин, а именно событий 50 — 46 гг., то весьма понятно желание Саллюстия как-то отойти от этой конкретной действительности, приносящей только разочарование, весьма характерна тяга к абстрактным построениям, к учению о нравственном самоусовершенствовании и об упадке нравов как о причине гибели и отдельных личностей и целых народов. Вот этим частичным отказом от старых убеждений, неуверенностью и растерянностью, тягой к абстракциям характеризуется изменение политических воззрений Саллюстия в период написания им позднего письма.

Однако в заключение необходимо сказать, что подобное состояние политической растерянности и прострации было для Саллюстия лишь переходным и временным явлением. Саллюстий отнюдь не превратился в бесстрастного и разочарованного свидетеля событий, в «надпартийного» созерцателя. Наоборот, крушение прежних идеалов привело его в иной лагерь. Он нашел в себе силы перестроить свою «систему» и придти к новым выводам. Уже само позднее письмо заключает в себе некоторые предпосылки возрождения политической активности Саллюстия. Теория упадка нравов, впервые намеченная в позднем письме, постепенно наполняется вполне конкретным содержанием. Она становится для Саллюстия орудием партийной борьбы против его главного политического врага — против римского нобилитета.

 

Источник—

Утченко, С.Л. Идейно-политическая борьба в Риме накануне падения республики / С.Л. Утченко.- М.: Издательство академии наук СССР, 1952.- 300 с.

 

Предыдущая глава ::: К содержанию ::: Следующая глава

Оцените статью
Adblock
detector