Проникновение русских в Сибирь было связано с торговыми и промышленными интересами. Новгородские промышленники начали проходить «за Югру и за самоядь» не позже второй половины XI в. Широкий путь «встреч солнца» открылся перед русскими в середине XVI в. — поело падения Казанского царства. Последовавшее за этим стремительное продвижение через суровые просторы Сибири является одной из наиболее интересных страниц русской истории.
В XVI—XVII вв. основным двигателем колонизации являлась погоня за ценной пушниной, которой изобиловала Сибирь того времени. В частности, предметом устремлений были соболи, встречавшиеся в большом количестве. В этот период в открытии новых земель в Сибири огромную роль сыграли промышленники и служилые люди, связанные с московскими, вологодскими, устюжскими и другими торговыми людьми. Стараниями русских землепроходцев, которые «приимали всякую нужу, ели коренье и траву, и души сквернили всякою скаредною (скверной.— В. Г.) ядью и голод и наготу терпели» (Открытия русских землепроходцев, 1951, стр. 98), и было положено начало исследованию громадных территорий Сибири.
Высоко оценивая их деятельность, английский историк Д. Бейкер (1950) пишет: «…на долю этого безвестного воинства достается такой подвиг, который навсегда останется памятником его мужеству и предприимчивости и равного которому не совершил никакой другой европейский народ» (стр. 231—232).
В 1632 г. казачьим сотником П. Бекетовым был заложен Ленский острог (Якутск), ставший отправным пунктом для экспедиций на восток и юг Сибири (Якутия в XVII в., 1953, стр. 31). В 1639 г. отряд казаков во главе с Иваном Москвитиным выступил из Бутальского острожка, по рекам Алдану и Мае, а затем по Улье, вышел через 77 дней к берегам Охотского моря и поставил здесь зимовье и острожек. В 1643—1646 гг. В. Д. Поярков проложил путь из Якутска к Амуру, спустился до его устья и, пройдя берегом моря до р. Ульи, вернулся обратно в Якутск. Во время этого похода были собраны сведения об о-ве Сахалине (Полевой, 1958).
Около середины XVII в. вдоль северных берегов Азии уже плавали русские суда (Русские мореходы, 1952, стр. 328-339). Возможно, что — они обходили Таймырский п-ов, у южной части которого жили русские поселенцы (Окладников, 1951; Белов, 1956, стр. 132-133). В 1648 г. С И. Дежнев проплыл на «кочках» от устья р. Колымы к устью р. Анадырь, доказав раздельность Азиатского и Американского материков. Его спутник Федот Алексеев (Попов) был занесен бурей на Камчатку. К сожалению, географическое значение подвига С. И. Дежнева осталось в то время непонятым. Открытие же в 1650 г. С. И. Моторой, а затем М. В. Стадухиньш более удобного сухого пути к р. Анадырь с притока Колымы — р. Анюи лишило плавание С. И. Дежнева практического значения, и оно было забыто в сибирских и московских канцеляриях.
Появление русских на р. Анадыре и основание Анадырского острога было важным шагом к открытию и освоению Камчатки, берегов северо-западной Америки и тихоокеанских островов, а также к поискам путей в богатую, сказочную Японию. Дикая северо-восточная окраина Сибири привлекла внимание Петра Первого, и в поиски новых стран и народов на востоке начинало все больше вмешиваться центральное правительство.
На Камчатке, которой было суждено служить в первой половине XVIII в. важнейшей базой экспедиций, нашли «зверей великое изобилие», и она стала в дальнейшем одним из центров колонизации. Камчатка представлялась далекой окраиной не только для Москвы, но даже и для Якутска, путь от которого до Камчатки через Анадырск (до установления морского сообщения через Охотск) составлял более 4 тыс. км и был полон трудностей и лишений.
Достоверные известия о Камчатке и окружающих районах поступали медленно, хотя в 80-х годах XVII в. совершались походы в «Коряцкую землю» к северу от Камчатки (Белов, 1957). Наиболее раннее упоминание о Камчатке в ведомственной переписке встречается в «Приговоре Якутского воеводы П. П. Зиновьева от 14 июня 1690 г. по делу о восстании в Якутском остроге» (Открытия русских землепроходцев, стр. 477; см. также Белов, 1956, стр. 184). По свидетельству Г. Майделя (1894, стр. 528), который мог пользоваться сибирскими архивами в 60—70-х годах прошлого столетия, согласно повествованиям «старых архивных свитков» первым отправился на Камчатку казак Царицын в 1690 г. Но, несомненно, в Анадырске знали о Камчатке гораздо раньше (Крашенинников, 1949, стр. 473). Около 1672 г. р. Камчатку уже изображали на чертежах.
Начало освоению п-ова Камчатки положили походы Луки Морозко в 1695—1696 гг. и В. Атласова в 1696—1699 гг. (Белов, 1957, стр. 101). История проникновения русских на Камчатку изобилует драматическими эпизодами борьбы казаков с камчадалами и коряками, а также столкновениями среди самих казаков (Сгибнев, 1869в).
В. Атласов в своих «скасках» отметил (Оглоблин, 1891а, стр. 16), что к р. Бобровой на восточном берегу Камчатки приходят «по вся годы бусы» (небольшие корабли). Таким образом, им было установлено, что эта страна с востока омывается морем и является полуостровом.
Первые изображения северо-востока Азии, в частности Камчатки, были, конечно, очень приблизительными. О них дают представление четыре чертежа из «Служебной чертежной книги» С. У. Ремезова, описанной A. И. Андреевым (1939г). На чертеже, относящемся, вероятно, к концу XVII в. (Андреев, 1939в, стр. 310), сохранились прямые отголоски похода B. Атласова в виде надписи: «Река Боровая, не доходили за 3 дня», которая повторяет слова его «скаски». На остальных чертежах изображение территории этого полуострова, имеющее неправильные очертания, постепенно заполняется более или менее верным содержанием. Одновременно на них появляются схематичные изображения некоторых Курильских и Японских островов. На этих чертежах на северном берегу Азиатского материка, к западу от Чукотского п-ова показан мыс или с надписью «нос непроходимой», или уходящий за рамку чертежа. Этот протянутый далеко к северу нос, вероятно, и послужил прототипом несуществующего Шелагского или Чукотского носа, долго наносившегося на карты XVIII в.
На чертежах, относимых к 1700 и к 1713—1715 гг. (Ефимов, 1948), изображен бассейн Анадыря, довольно правильно даны очертания северного берега Анадырского залива и показан залив Креста. Особенно интересен чертеж 1700 г., оказавший влияние на последующие русские и западноевропейские картографические работы. Очертания Чукотского п-ова перешли с этого чертежа на чертеж И. Львова (там же, стр. 98). Сходные очертания Чукотского п-ова встречаются на картах М. Зиновьева (1726 г.) и И. К. Кирилова (1724—1730 гг.), а также на вышедшей за границей карте И. Гомана 1725 г. Очертания Камчатки с чертежа 1700 г. можно проследить на упомянутой карте И. К. Кирилова, а также на картах пленных шведских офицеров, долгое время живших в Сибири и опубликовавших в 1725—1727 гг. за границей несколько карт, и, наконец, на опубликованной около 1730 г. карте шведа Ф. Страленберга (Табберта), который также жил в Сибири.
Интересно, что на одном из чертежей «Служебной чертежной книги» С. У. Ремезова, относимом к 1705—1706 гг. (Ефимов, 1948, стр. 76), юго-восточная часть Камчатки изображена не омываемой морем. Это противоречит сообщениям В. Атласова.
Такое неверное представление, по-видимому, укоренившееся в некоторых канцеляриях, повторялось впоследствии на других чертежах.
С первым появлением на северо-востоке Азии — на берегах Тихого океана — русских землепроходцев от них начали поступать известия об островах против Чукотского п-ова (о-ва Диомида), населенных «зубатыми людьми», под которыми подразумевались эскимосы, продевавшие сквозь-нижнюю губу костяные или каменные украшения, и о «Большой земле» (северо-западной Америке). Некоторые из этих известий сохранились в дошедших до нас документах: в «отписке» С. И. Дежнева, посланной якутскому воеводе в апреле 1655 г. (Дополнения к актам историческим, 1851, стр. 26), в «скаске» В. Атласова, поданной в Сибирский приказ в феврале-1701 г. (Оглоблин, 1891а, стр. 12) и др.
Хотя расспросные сведения не были точны, они все же давали более или менее правильную географическую ориентировку.
Изображения Камчатки были вскоре значительно уточнены, но уточнение очертаний района к северу от нее было начато только Первой Камчатской экспедицией.
Важное место в истории изучения Камчатки и островов, лежащих к. югу от нее, занимают донесения казака (а позже монаха) И. П. Козыревского, побывавшего во время двух плаваний (1711 и 1713 гг.) в северной части Курильской гряды. Особенно интересен связанный с походом 1713 г. «Чертеж Камчадальского носа и морским островам» 1726 г., состоящий из нескольких листов. Он был передан И. П. Козыревским В. Берингу в Якутске. На «Чертеже Камчадальского носа…» правдоподобно изображены схематические очертания южной половины Камчатки и намечено надписями местоположение 21 Курильского о-ва, о-ва «Матмая» (Хоккайдо) и «Нифона» (Японии). В надписях на месте островов, а также на территории и у берегов Камчатки содержится много ценных географических и исторических сведений, которые в части Курильских и Японских островов, были собраны от пленных.
Приводим «Чертеж Камчадальского носа…» в склеенном виде (рис. 1).
Известия И. Козыревского о Курильских островах представляли в свое время большой интерес, и еще в 1758 г. их счел нужным опубликовать Г. Миллер. Они нашли отражение и в картографии. Правда, своеобразный мыс Лопатка, изображенный на этом чертеже, больше нигде не встречается. Наиболее ясно выражено сходство с чертежом И. Козыревского 1726 г. в названиях и расположении Курильских островов на «карте Шестакова», составленной около 1724—1725 гг. (Белов, 1956, стр. 258), на которой нанесен северо-восток Азии.
На других известных нам чертежах того времени такое расположение островов не встречается.
Известия о Камчатке и прилегающих странах, поступившие от В. Атласова, пленных японцев (Оглоблин, 1891а и 18916) и И. П. Козыревского, несомненно, привлекали внимание Петра Первого, который интересовался восточными странами — Индией, Китаем, Японией — и предпринимал энергичные попытки установить с ними связи. Полагая, что путь туда может быть найден через Среднюю Азию, он направлял в нее полувоенные экспедиции, имевшие целью также изучение этой страны. В 1724 г. с теми же намерениями подготовлялась неудавшаяся экспедиция на Мадагаскар и далее в «Ост-Индию» (Заозерский, 1923). Производились поиски морского пути в восточные страны вдоль берегов Северной Азии (Северо-восточный проход), предположение о существовании которого было уже давно распространено в русском обществе и. Неудачи этих попыток заставили Петра Первого обратить внимание на путь через Восточную Сибирь и Камчатку, так как путь по Амуру был закрыт для русских Нерчинским договором (1689 г.) с Китаем. По указу Петра Первого (1713 г.), отряд якутского служилого Кузьмы Соколова с мореходом Н. Треской совершил в 1716—1717 гг. плавание на Камчатку и обратно на «лодии», построенной в 1715 г. в Охотске (Миллер, 1758, стр. 320—321). Это плавание положило начало морскому сообщению между Охотском и Камчаткой. Местные власти в Сибири по приказу правительства делали попытки разведать острова, прилегающие к берегам Северного и Тихого океанов, собрать сведения о Японии и т. д. (Памятники Сибирской истории, 1882, стр. 418, 421—422; 1885, стр. 41).
Около того же времени в правительственных учреждениях появилась мысль о необходимости больших экспедиций для исследования этих отдаленных районов, использование которых, казалось, обещало государству большие выгоды. Эти экспедиции частью являлись прообразом экспедиций рассматриваемого нами периода и объясняют их возникновение.
Первоначально были сделаны попытки проведения крупных экспедиций главным образом местными силами. В 1716 г. был снаряжен Большой камчатский наряд. Во главе его был поставлен якутский воевода Я. А. Елчин, которому, согласно инструкции тобольского губернатора М. П. Гагарина, поручалось проведение больших и сложных заданий по исследованию Камчатки «с землями чукочь, коряк, юкагир и иных». На него возлагалась также организация экспедиций к берегам «Северного и Восточного морей» и по рекам Колыме, Камчатке, Пенжине, Чондону, Яне, Охоте, Уде и Тугуру. Большой камчатский наряд должен был строить остроги, «проведывать» неизвестные земли и острова и приводить в подданство их население. По Г. Миллеру, главнейшим делом, выяснение которого губернатор поручил Я. А. Елчину, было исследование вопроса о руде, которую берут японцы с шестого Курильского острова. Ему поручалось также проехать от Чукотского носа на расположенные против него острова и «матерую землю», исследовать Шантарские острова и «прилагать старание об учреждении купечества с японцами» (Миллер, 1758, стр. 320—321).
В экспедицию Я. А. Елчина было включено много мореходов и кормщиков: А. Буш, И. Бутин, К. Мошков, Тарасов, Серебренников, Невейцин, Григорий Березин, Нагибин. Поскольку от р. Юдомы до р. Урак надо было проходить волоком, Я. Елчин отправил часть отряда для устройства дороги на Охотск, как впоследствии поступали и камчатские экспедиции.
Большой камчатский наряд не сумел приступить вплотную к работам. Я. А. Елчин из-за ссор с якутским воеводой был вызван в 1718 г. в Петербург, а назначенный вместо него капитан Абыштов только в 1719 г. достиг по р. Урак моря и бечевой прошел it Охотск (Сгибнев, 1868, стр. 133 — 134). Сибирский приказ, узнав о трудностях, в том же году предложил прекратить экспедицию. Результаты этого большого предприятия, на которое Якутская канцелярия затратила в 1717—1718 гг. немалые средства, были невелики.
Наибольших результатов достиг отряд под командованием «боярского сына» Филькеева с участием кормщика Татаринова, направленный в Удский острог и обследовавший в 1720—1721 гг. о. Большой Шантар.
В Центральном государственном архиве древних актов хранятся листы из донесения Я. А. Елчина, отправленного им в Сенат перед отъездом и Петербург. В них содержатся сведения (главным образом расспросные) о пути из Якутска на Камчатку, о Курильских островах, Японии, о возможности строительства кораблей в Охотске (ЦГАДА, кабинет Петра Великого, отд. 2, д. 43, л. 374—376). К листам донесений подшит чертеж «Карта Якуцкая и Камчатцкому мысу и прежнему пути на Камчатцкой мыс також и новой».
Интересны соображения Я. А. Елчина о путях к Камчатке и в другие «поморские места». Они изложены в указе Сената от 3 мая 1727 г. Вместо пути до Камчатки, «которой прежде был от Якуцка чрез Верхоянск, Индигирск, Алазейск и Колымские остроги, пустыми дальними местами со многим трудом и от противных народов с нападками», Я. А. Елчин предлагал «другой путь безопасной и ближе до Охотска верст с тысячю, а от Охотцка морем переходят в Камчатку в четверы сутки». По мнению Я. А. Елчина, следовало посылать артиллерию, судовые припасы и провиант «Леною вниз, Алданом, Маею и Юдомою реками вверх до Юдомского волоку, а чрез Юдомской волок до р. Ураку лошадьми, а Ураком до моря». У устья р. Майи и у Юдомского волока он предлагал поселить русских людей и снабдить их семенами для посева, так как там «всякого угодья довольно». По словам Я. А. Елчина, хлеб можно сеять и «при Охотском остроге и в Камчатке и на других морских островах от восточной стороны в теплых местах». Наконец, «по тому Елчина объявлению, ежели б Амур река была в российском владении и можно б было от Нерчинска выходить судами в Амурское устье, а оттуду во все вышеозначенные поморские места ездить судами, то о вышеописанном от Якуцка до Охотцка пути старания иметь не надлежало б» (ЦГАДА, ф. Сената, кн. 666, л. 25—25 об.).
С новым путем до Охотска, описанным Я. А. Елчиным, мы будем неоднократно встречаться, рассматривая историю экспедиций на Камчатку. Хотя Сенат не оставил без внимания важное сообщение Я. А. Елчина и в том же указе предложил сибирскому губернатору «приложить старание дабы показанной путь как возможно учредить» (там же), этот путь оставался до конца рассматриваемого периода неналаженным и служил одним из главных затруднений при подготовке крупных камчатских экспедиций.
Незначительность успехов Большого камчатского наряда была в определенной мере обусловлена тем, что правительство, по-видимому, не представляло ни объема средств, которыми располагают на местах, ни масштабов мероприятий, подлежавших выполнению.
Первая, снаряженная центральным правительством экспедиция в Сибирь была отправлена в 1719 г. Во главе этой экспедиции были поставлены геодезисты (их называли также навигаторами) И. М. Евреинов и Ф. Ф. Лужин. Петр Первый сам «испытал» знания и способности геодезистов и дал инструкцию за своей подписью: «Инструкция Ивану Евреинову и Федору Лужину. Ехать вам до Таболска и от Таболска, взяв провожатых, ехать до Камчатки и далее, куды вам указано. И описать тамошние места: сошлася Америка с Азией, что надлежит зело тщательно сделать не только сюйд и норд, но ост и вест, и все на карту исправно поставить. А об отправлении вашем от Тоболска и о даче подвод и провожатых и протчего, в чем вам будет нужда, Сибирской губернии к лаиратом и протчим управителем указ послан. 1719-го генваря 2-го дня» (Андреев,. 1943а, стр. 5).
Выехав из Петербурга в январе 1719 г., геодезисты прибыли на Камчатку в сентябре, совершив переезд на той же «лодии», на которой туда плавали в 1716—1717 гг. К. Соколов и Н. Треска. Судно зимовало в Большерецке, а И. М. Евреинов и Ф. Ф. Лужин с частью команды экспедиции, захватив геодезические инструменты, отправились в Нижне-Камчатск. Вернувшись в Большерецк в мае, они 22 числа без достаточного снаряжения пустились в опасное морское плавание к неизвестным местам. Судна вел К. Мошков.
Описания плавания до сего времени не обнаружено. Судя по карте — Евреинова, оно совершалось вдоль Курильской гряды, в виду островов. По сообщению И. К. Кирилова, пользовавшегося в 1724 г. материалами И. М. Евреинова и Ф. Ф. Лужина для составления по приказу Петра Первого карты восточных берегов Сибири, Камчатки и Курильских островов, геодезисты описали и положили на карту 16 островов (Андреев,. 1943а, стр. 35). Следует отметить, однако, что на известной карте И. М. Евреинова, представляющей итоги экспедиции, нанесено только 14 крупных островов и несколько мелких.
Трудное плавание И. М. Евреинова и Ф. Ф. Лужина, во время которого члены экспедиции несколько раз были на краю гибели, закончилось в конце июня 1721 г., когда они без якоря, с изорванными снастями добрались до Большерецка. В 1722 г. И. М. Евреинов лично представил отчет и карту Петру Первому, находившемуся тогда в Казани. Петр Первый «с великим любопытством препровел несколько времени с ним в разговорах и с удовольствием рассматривал сочиненную им и товарищем его Лужиным карту Камчатки и помянутым (Курильским.— В. Г.) островам и описание всего их вояжа» (Голиков, 1789, ч. 8, стр. 184).
Исследователей, изучавших эту экспедицию, смущало видимое отсутствие связи между плаванием вдоль Курильской гряды и поручением Петра Первого выяснить, соединяется ли Азия с Америкой, для выполнения которого как будто следовало плыть не к югу от Камчатки, а к северу.
Но не следует забывать, что в это время существовали представления о возможности связи Камчатки с Америкой. Наглядным свидетельством об этих представлениях служит найденная в бумагах Я. А. Елчина и опубликованная А. В. Ефимовым (1948) «Карта Якуцкая и Камчатцкому мысу…» (рис. 2). Она была отправлена в 1718 г. Я. А. Елчиным в Сенат и побывала в руках у Петра Первого (Андреев, 19436, стр. 38; Ефимов, 1948, стр. 112). На ней, на перешейке, простирающемся от Камчатского п-ва и уходящем за рамку, написано: «По скаске камчацкого казака Ивана Енисейского с товарищи, что в левую сторону (карта ориентирована севером книзу.— В. Г.) пошла великая земля и людна. Между теплым и студеным морями, и иноземцы многие им сказывали, что из моря в море чрез тою землю пролива не знают» (Ефимов, 1948, стр. 109). Не особенно далеко к югу от Камчатки изображен остров, названный Нифоном (о-в Хонсю), и показана цепь островов между ним и Камчаткой.
Вероятно, выяснение вопроса, соединяется ли Камчатка с Америкой, и исследование земель к югу от Камчатки и было задачей, порученной геодезистам Петром Первым. Поэтому в инструкции от 2 января 1719 г. говорится о необходимости исследовать «не только сюйд и норд, но и ост и вест». Ведь на рассматриваемой карте не показано, на востоке или на
юге перешеек, отходящий от Камчатки, соединяется с расположенной против него землей. Становится ясным также, почему геодезисты по прибытии на Камчатку совершили трудное путешествие из Большерецка в Нижне-Камчатск. Им надо было выяснить, отходит ли от восточного берега полуострова перешеек к Америке. Ознакомившись с расположением восточного берега, они поплыли к югу, разведывая острова и земли, изображенные на карте.
Карта и отчет И. М. Евреинова являются главным результатом этой экспедиции. Они считались пропавшими и лишь в 1945 г. были найдены в ЦГАДА сотрудником архива В. II. Шумиловым (рис. 3). Карта опубликована А. И. Андреевым (Русские открытия в Тихом океане…, 1948) и А. В. Ефимовым (1948, стр. 137).
На карте И. М. Евреинова впервые довольно верно, хотя, конечно, еще далеко не точно, переданы характерные особенности очертаний Камчатки и правильно показано юго-западное направление цепи Курильских островов, о взаимном расположении которых уже можно было составить представление. Начинаясь от Тобольска, карта заканчивается несколькими градусами восточнее тихоокеанского берега Камчатки. Эта часть Азии показана между 49 и 63° с. ш.; северное побережье отсутствует. Нанесены соответствующие отрезки Оби, Иртыша, Енисея, Лены с притоками. Карта снабжена градусной сеткой. Широтные определения производились «чрез инструмент, нарицаемый квадрант астрономический».
Впервые сделанные в Сибири и на Камчатке И. М. Евреиновым и: Ф. Ф. Лужиным широтные определения представляли большую ценность. Для показанных на карте различных пунктов Сибири (21 пункт) и Камчатки (5 пунктов) они точны в пределах до 10. Только широта мыса Лопатки и Курильских островов показана с ошибкой примерно на 2°. Долготы же были нанесены неправильно. Между восточным берегом Камчатки и Тобольском показано 45°, вместо (примерно) 95°, тогда как расстояние между меридианами приблизительно верное, поэтому карта сильно укорочена.
Представляющее большой интерес изображение Камчатки не могло быть точным, поскольку экспедиция заходила лишь в немногие пункты. Особенно неточно изображен восточный берег, который показан почти прямой линией. Камчатка на этой карте протягивается с севера на юг, а не на юго-запад. Грубо изображены также северный и западный берега Охотского моря, которые у Охотского острога сходятся почти под прямым: углом. Расположенный в северной части моря большой залив Шелехова, переходящий в Пенжинскую губу, едва заметен. Западный берег моря показан волнистой линией, идущей прямо с севера на юг. Все же следует отдать должное геодезистам, сумевшим, основываясь на весьма неполных наблюдениях и расспросных данных, нанести на карту во многом верные очертания большой страны.
Правильное направление цепи Курильских островов свидетельствует о том, что они нанесены на основе действительных наблюдений. Об этом же говорит и наличие на карте только четырнадцати крупных островов, тогда как, по расспросным данным, они могли бы быть нанесены все. Однако изображения этих четырнадцати островов далеки от точности. Первые острова показаны гораздо дальше к западу от мыса Лопатки, чем они расположены в действительности. Расстояние между островами в отчете И. М. Евреинова сильно преувеличено. Например, между островами Шумшу и Парамуширом показано 47 миль, вместо 1 мили и др. (Сноу,. 1902, стр. 92, 96—97). Очертания и размеры островов произвольные. Все эти погрешности явились результатом трудных условий плавания, во время которого острова приходилось наблюдать на расстоянии.
Следует отметить, что ни на карте, ни в отчете острова не названы; в отчете они обозначены буквами латинского алфавита. Соответствие между островами, нанесенными на карту и упомянутыми в отчете, устанавливается по координатам. При сравнении карты И. М. Евреинова с современной по расположению островов можно определить первые шесть. Каким островам на современной карте соответствуют остальные, можно понять, если предположить, что мелкие острова — Машауч (о-в Чиринкотан), Игайту (острова Ловушки) и Ушишир — пропущены. Тогда последние три острова на карте И. М. Евреинова можно считать островами Расшуа, Кетой и Симушир.
Отчет И. М. Евреинова назван так: «Реестр. Каталог, сие есть описание мест и градов Сибирские страны и Камчатский земли и протчих знатных мест, которые острова стоят в окияне-море от Болше реке промеж югом и заподом, по широте от екватора и по долготе от запада счисляются от меридияна града Тоболска под коликими градусы, которое место знатное. А паче которые места лежат от града Тоболска против восточные страны где за должность краткасти чиня, сие собрание описахом, в которых городех и местах по указу его императорского величества повелено нам против данной инструкции следовать, сошлась ли Америка с Азиею. И мы против оной инструкции, елико возмогох по науке нашей, которую мы благодатию божию и великого императора нашего повелением из детска
получихом, чрез инструмент, парицаемый квадрант астрономический, усмотрением высоту солнца меридиональной или полуденной и склонением солнца того дня, в которой прилучилось обсервовать, обсервовали елевацию поля над горизонтом всякого места, которые писаны ниже сего, также и расстояние от места до места» (ЦГАДА, кабинет Петра Великого, отд. I, кн. 66, л. 22). В этом заголовке мы видим подтверждение цели экспедиции — исследовать, «сошлась ли Америка с Азиею». За заголовком идет перечень 47 пунктов с указанием их координат и расстояний одного от другого.
Карта И. М. Евреинова сыграла роль в развитии правильных представлений о северо-востоке Азии. Вместе с чертежом И. П. Козыревского, изображающим всю цепь Курильских островов, она вносила ясность в один из запутанных вопросов картографии того времени. Ее использовали при составлении своих карт И. К. Кирилов и И. Делиль.
В Западной Европе карта И. М. Евреипова известности не получила. На картах шведских офицеров с изображением Камчатки (рис. 4), изданных в Амстердаме в 1725—1727 гг., очертания полуострова очень далеки от действительности; то же можно сказать и об известной карте Ф. Страленберга. На этих картах мыс Лопатка доходит почти до Японии, кончаясь несколько выше 40° с. ш. На карту И. Гомана 1725 г. карта И. М. Евреинова также влияния не оказала.
В 1719 г. Петр Первый направил в Сибирь по договору на 7 лет доктора Даниила Мессершмидта. В инструкции был намечен следующий круг вопросов, которыми он должен был заниматься: 1) география страны, 2) естественная история во всем объеме, 3) медицина, 4) описание сибирских народов и исследование их языков, 5) изучение памятников древности и 6) прочие достопримечательные явления (Пекарский, 1862, т. 1,стр. 351).
Д. Мессершмидт работал почти все время один, лишь в течение немногим более года ему помогал Ф. Страленберг. За время работы в Сибири Д. Мессершмидт посетил многие районы в бассейнах Оби, Иртыша и Енисея. Замечательно путешествие, начатое им в 1723 г. из Новой Мангазеи (г. Туруханск). Он поднялся до верховий р. Нижней Тунгуски и волоком перебрался на р. Лену. Это дало ему возможность в 1724 г., поднявшись по Лене и переправившись через Байкал, достигнуть Даурии. Через Нерчинск, Аргунские копи и монгольские степи он добрался 14 сентября к оз. Далайнор (Pallas, 1782, стр. 135). Некоторые его маршруты долго оставались неповторенными.
В Сибири Д. Мессершмидт собрал огромные естественноисторические и этнографические коллекции, а также картографические материалы. Он сделал многочисленные филологические записи, в частности, касающиеся монгольского и тангутского языков, а также провел более 300 наблюдений полуденной высоты солнца и определений широты мест (МАН, 1890, стр. 152).
Коллекции, с которыми Д. Мессершмидт возвратился в 1727 г. в Петербург, по богатству превзошли все ожидания. Г. Миллер (там же), участвовавший в комиссии по их приемке, высоко оценил деятельность Д. Мессершмидта. По его словам, Д. Мессершмидт был не только прилежным коллекционером, но и ученым описателем вновь найденных редкостей «в трех царствах природы», умевшим их искусно классифицировать. Одно описание птиц (Historia avium), составленное Д. Мессершмидтом, состоит из девяти томов (Обозрение архивных материалов, 1933, стр. 165).
Труды Д. Мессершмидта до сего времени почти не издавались, но его рукописи использовались многими учеными (Г. Стеллером, И. Гмелиным, Г. Миллером, П. Палласом, Ф. Страленбергом и др.). Коллекции его сильно пострадали во время пожара в Академии наук в 1747 г. Важно отметить, что опыт и материалы первого ученого исследователя Сибири были учтены Второй Камчатской экспедицией.
Петр Первый предполагал производить подобные исследования и в других районах, чтобы собрать таким образом сведения о природе страны. -Лейб-медик Петра Первого Л. Блюментрост в письме в Парижскую Академию наук 14 февраля 1721 г., написанном в связи с избранием Петра Первого ее членом, сообщив о посылке в Сибирь одного из медиков, отметил, что «еще двое работают в том же направлении в Астрахани и
Казани, так что мы рассчитываем сообщить вам в скором времени более обширные и, я бы сказал, полные сведения о том, что производит природа обширного государства» («Histoire de l‘Academie royale…», 1722, стр. 129). Но после смерти Петра Первого осуществление его планов задержалось на долгое время.
Изложенный краткий обзор государственных исследований Сибири (особенно восточной), а также стран и островов, расположенных в северной части Тихого океана, в годы, непосредственно предшествующие рассматриваемому периоду, дает представление об их быстром развитии.
В то же время экспедиции землепроходцев в эти годы значительно уменьшились по сравнению с концом XVII и началом XVIII в. Это связано в значительной мере с тем, что соболиные места в пределах Сибири были уже в основном разведаны, а сведения об островах на Тихом океане и их богатствах пока были недостаточно ясны, между тем плавания к этим островам представляли большие трудности.
Приведем немногие, имеющиеся в литературе сведения о попытках подобного рода.
После отъезда И. М. Евреинова и Ф. Ф. Лужина в Москву мореход К. Мошков обратился 25 октября 1721 г. к якутскому воеводе Измайлову с прошением дозволить ему отправиться на Курильские острова для призыва в подданство живущих там народов, а также «идти на полночь» для обследования Карагинского о-ва. Он предполагал построить суда на р. Камчатке, где много превосходного лиственного леса. (Так впоследствии и поступила Первая Камчатская экспедиция). Просьба К. Мошкова осталась неудовлетворенной (Полонский, 1871, стр. 396).
Более замечательна попытка мореплавателя Прокопия Нагибина, участника Большого камчатского наряда. П. Нагибин с приказчиком Кузаковым безуспешно искал, плавая из устья р. Колымы, острова в Северном Ледовитом океане. Вызванный в 1716 г. в Анадырск, он узнал о земле против Чукотского носа (Америке) и решил «проведать» ее, так как там «много неясашных и всякого зверя». В 1720 г. он просил дать ему 200 человек команды и пряжу для сетей, чтобы заготовлять рыбу, но требуемых средств и людей не получил. Все же П. Нагибин отправился на судне для «проведывания», но в 1725 г. был убит чукчами (Полонский, 18506, стр. 392; Сгибнев, 1868, стр. 138).
—Источник—
Греков, В.И. Очерки из истории русских географических исследований в 1725-1765 гг./ В.И. Греков.- М.: Издательство академии наук СССР, 1960.- 425 с.
Предыдущая глава ::: К содержанию ::: Следующая глава
