Съемки, произведенные геодезистами, являлись только первым этапом работы по составлению генеральной карты России. Вторым этапом были работы по объединению частных карт в генеральную. Еще задолго до окончания этих работ появилась «Новая генеральная карта Всероссийской империи и границы, в которой положение всех крепостей государства назначено». Эта карта охватывала всю территорию России и значительные части соседних стран (особенно в Азии) (ЦГВИА, ф. ВУА, № 19834).
Пометок, указывающих автора и срок составления, на карте нет. Вероятно, она была составлена около 1731 г. при участии генерала Декулона, служившего под начальством фельдмаршала Б. Миниха.
Эта карта довольно богата содержанием. По данным С. Е. Феля (19506), только в одной Сибири показано до 140 населенных пунктов и много рек и больших дорог и надписаны названия обитавших там народностей. Это говорит о знакомстве с составленными ранее русскими картами. Вместе-с тем эта карта отражает сильное влияние западноевропейской картографии, воспринятой не критически. При составлении ее была использована не только карта И. Гомана 1725 г., представлявшая собой обработку современных ему картографических данных о Камчатке и северо-востоке Азии, но и архаические сведения, заимствованные, вероятно, со старых карт. На пей показаны «мыс Табин» и «о-в Тацата», упоминавшиеся еще Пом-понием Мелой и Плинием: в верховьях Тобола есть надпись «Лукоморье», которую мы встречаем на карте С. Герберштейна 1549 г.; р. Лена имеет также название Тартар и т. д. Эти названия фигурировали на многих старинных западноевропейских картах — на карте А. Ортелия (1570 г.), Г. Меркатора (1594 г.), И. Гондиуса (1595 г.) и др. (Багров, 1914, стр. 35, 46—47). Кроме этих названий, на карте есть и другие странные названия, как, например, «Коеликия», «Алемурия» и т. д. Байкал вытянут прямо с запада па восток и назван Байк.
Автору не были известны карта и книга Ф. Страленберга (Strahlen—borg, 1730, стр. 7), высмеивавшего «Лукоморье», а также изображение Амура и берега Азии на китайских картах.
Изобилие на этой официальной карте фантастических объектов свидетельствует о том, что представления о географии многих районов России были в то время в некоторой части русского общества весьма смутными. В то же время это показывает, как важно было составление генеральной карты страны, основанной на съемках геодезистов.
Выполнение очень сложных работ по составлению генеральной карты, научная методика которых была еще не известна, потребовало большого времени. Довольно сложная история этих работ может быть разделена на два больших периода: первый (с 1726 до 1734 г.), когда Академия наук еще мало участвовала в них и главную роль играл обер-секретарь Сената!
И. К. Кирилов, благодаря энергии которого был подготовлен первый вариант генеральной карты и незаконченный атлас России, и второй период; (с 1734 до 1745 г.), когда после отъезда И. К. Кирилова с Оренбургской" экспедицией все работы велись Академией наук, выпустившей в 1745 г.. Атлас Российский с генеральной картой страны.
Карьера И. К. Кирилова, выдвинувшегося из мелких чиновников, говорит о его выдающихся способностях и желании служить государству. По словам П. И. Рычкова (1896, стр. 29), работавшего под его руководством, «сию правду поистине надлежит ему отдать, что он о пользе государственной, сколько знать мог, прилежное имел попечение и труды к трудам до самой своей кончины прилагал, предпочитая интерес государственной, паче своего». Вместе с тем он «сциенции (науки.— В. Г.) схоластической хотя никакой не учил и основательно не знал, но был великий рачитель и любитель наук».
По мнению И. К. Кирилова, русская картография находилась в неудовлетворительном состоянии. В 1734 г. в «Покорнейшем объявлении о Атласе Российском» он писал: «Прежде сего осмого надесять века о Российской империи географическое описание собственно на российском языке совершенную скудость имело, но только от единых чюжестранцев зависило и зависит» (Свенске, 1866, стр. 23). Карты же иностранцев «Алиария (Олеа-рия.— В. Г.), Винцена (Витсена.— В. Г.), Страмберха (Страленбер-га.— В. Г.), Избранта» и других «все тому подвергнуты, что ни на которой утвердиться нельзя» (МАН, 1886, т. II, стр. 707). Являясь вторым обер-секретарем Сената, в который поступило много карт, И. К. Кирилов занимался их исследованием и был уверен, что «не постыдят же нас партикулярные губернские и провинциальные и каждого уезду карты, в которых вместо показываемой (на иностранных картах.— В. Г.) пустоты во многих: частое селение не малых местечек, сел и деревень, заводов и протчаго усмотрено будет» (Свенске, 1866).
И. К. Кирилов сознавал несовершенство многих русских карт, но вместе с тем полагал, что для целей государственного управления и для престижа России важно возможно скорее дать представление о стране: «Лучше новыми свет довольствовать, нежели молчать. Ибо по собрании новых обсерваций и описей может паки выдана быть новая ж, как в том свидетельствуют протчих земель карты» (МАН, 1886, т. III, стр. 62).
Первые опыты по печатанию карт И. К. Кирилов начал, по-видимому,., довольно рано; уже в 1726 г. он выпустил карты Выборгского уезда и русско-шведской границы, установленной в 1722 г. Эти карты, как и последующие, И. К. Кирилов гравировал и печатал за свой счет, получив, однако, взаймы значительную сумму от «Комиссии о коммерции».
Это было началом систематической публикации карт русского производства.
Вскоре у И. К. Кирилова возникла мысль о создании атласа России. Это видно из надписи на третьей выпущенной им из печати карте, вышедшей в декабре 1727 г. под названием: «Новая и достоверная княжества Корельского, а ныне Коксгольмского уезда ландкарта». В надписи сказано-«В намерении пребываю, что одна после другой толь великого вашего величества Империя партикулярные ланткарты со смотрением и свидетельством Академии наук в особой российский атлас выбраны и напечатаны быть имеют». В связи с этим после 1727 г. на некоторых картах сделана пометка: «В Российский атлас напечатано». Как видно из надписи на карте Кекс — гольмского уезда, И. К. Кирилов рассчитывал на помощь Академии наук,, но последняя приступила к картографическим работам только после появления в ней И. Делиля, т. е. в 1726 г. Академия наук была мало подготовлена к этим работам, и отношения с ней И. К. Кирилова сложились не так, как бы ему хотелось.
И. Делиль (1688—1768 гг.), имя которого связано с историей атласа 1745 г., был серьезным ученым. Он имел звание сверхштатного адъюнкта Парижской Академии наук, ему принадлежало много печатных трудов. За время пребывания в России он создал в Петербурге астрономическую обсерваторию, которая заняла одно из первых мест в Европе (История Академии наук СССР, 1958, стр. 54), и производил в ней систематические наблюдения. Он выступил как пропагандист учения о гелиоцентрическом строении солнечной системы. Интересом к географии он был во многом обязан своему старшему брату, известному географу и члену Парижской Академии наук, Гильому Делилю.
И. Делиль помог поставить геодезические работы на научную основу и выработать методику составления генеральной карты России. Он настаивал на необходимости компетентного руководства картографическими работами, стремясь сосредоточить ого в Академии наук и пытался улучшить, подготовку кадров. Вместе с тем чрезмерное усложнение вопросов, связанных с составлением карт, неискреннее отношение к России и к Академии наук привели к тому, что деятельность И. Делиля имела также и серьезные отрицательные стороны. Из его переписки с президентом Академии наук Л. Блюментростом видно, что И. Делиль выражал большое желание ехать в Россию (Пекарский, 1870, стр. 127). Договор на четыре года, заключенный с ним в 1725 г. русским послом в Париже Б. Куракиным, предусматривал выполнение астрономических работ (МАН, 1885, стр. 126). Приехав в марте 1726 г. в Петербург, И. Делиль, однако, через несколько месяцев начал проявлять интерес к географическим картам, и 19 июня 1726 г. Л. Блюментрост просил кабинет-секретаря А. В. Макарова, чтобы в Академию наук были присланы все географические карты «как партикулярные, так и универсальные», так как «господин профессор Делиль списывает эфемериды, а потом хочет и маппу Российской империи приложить, сколько возможно обновя и исправя» (Гнучева, 1946, стр. 25).
Что заставило И. Делиля, занимавшегося до сего времени серьезно только астрономией, интересоваться географическими картами? Сам он писал, что «взял на себя руководство географией, поскольку эта наука не может обходиться без астрономии» (Свенске, 1866, стр. 181). Его занятия географией могли быть также частью более широкого плана, имевшего целью сбор материалов, всесторонне освещавших Россию. О таком плане И. Делиль писал, вернувшись в Париж в 60-х годах XVIII в., в проспекте подготовлявшегося им восьмитомного издания «Новые мемуары о России, Сибири и обширных территориях соседних государств…», в котором предполагал дать описание природы и природных ресурсов, границ, народов, состояния науки и искусства и т. д. (ЦГВИА, ф. ВУА, № 18085, л. 1 и 190—191). В. Ф. Гнучева (1946, стр. 24—25) полагает, что И. Делиль, происходя из семьи географов, обратился к обработке карт в связи с желанием своего брата Г. Делиля получить карты России, о чем последний писал в Академию наук. Вместе с тем мы не можем пройти мимо сообщения В. А. Кордта (1931, стр. 21) о том, что, как он документально установил, И. Делиль систематически секретно пересылал во Францию копии поступавших к нему русских карт, а иногда и подлинники с надписями, переведенными им на французский язык. Эти материалы он отправлял главным образом в Морское министерство, в котором он состоял на жалованье в качестве астронома-географа. Б результате в Париже хранится очень много копий и подлинников старинных русских географических карт.
Передача руководства картографическими работами Академией наук человеку, который был связан преимущественно с астрономией и интересовался сбором материалов для секретных целей, была, конечно, малоблагоприятным началом. К тому же ни президент Академии наук, ни И. Делиль, никогда не занимавшийся такими работами, не имели представления об их сложности и связанных с ними технических трудностях. Это было ясно для русских государственных деятелей.
На просьбу Л. Блюментроста о передаче Академии наук картографических работ кабинет-секретарь А. В. Макаров письмом от 30 декабря 1726 г. ответил согласием. К письму прилагались 33 карты по девяти губерниям, которые подлежали исправлению. Вместе с тем Сенат не отстранялся от этих работ, и в письме А. В. Макарова было сказано: «Понеже некоторые во оных картах есть неправы и требуют исправления и для того изволите приказать тем профессорам сносится с сенатским секретарем Иваном Кириловым, который может с ними те погрешения выправить» (Свенске, 1866, стр. 61—62).
Дальнейшие сношения Сената с Академией наук убедили И. К. Кирилова в ее неподготовленности к практической работе по составлению генеральной карты. 23 февраля 1727 г. на запрос Сената «о климате российских городов, который под которым градусом лежит», Академия наук вынуждена была ответить, что «не может оное учинить совершенно» и сообщила широты 20 русских городов, сопровождая многие из них оговорками, для Вологды указана широта 59° «мало нечто боле»; для Олопца — «почти» 60,5° и т. д. (там же, стр. 68—69). Долгота, конечно, не сообщалась. Таким образом, Академия наук не располагала почти никакими данными об астрономически определенных пунктах и не была подготовлена к составлению сводной карты.
Мероприятия, которые выдвигал для восполнения этого пробела И. Делиль, оторванный от русской действительности и руководствовавшийся в работе не только деловыми, но и личными соображениями, не могли быть успешными. В 1727 г. он предложил послать в экспедицию «в Архангело-городскую губернию в Кольский острог и, далее, если возможно будет, а из оной губернии в Москву, а из Москвы в Сибирскую и прочие губернии» с целью проведения астрономических наблюдений и установления координат географических пунктов в качестве астронома своего несведущего брата Л. Делакроера (Иванов, 1853, стр. 465). Последний, проездив по северу три года, привез определение широт 13 пунктов и полное определение Архангельска (Свенске, 1866, стр. 6—7).
Как производились эти «наблюдения» Л. Делакроера (а может быть, и обработка их И. Делилем), можно судить, например, по отзыву астронома О. В. Струве (1872, стр. 16). По поводу определения долготы Архангельска, сделанного Л. Делакроером, которое считалось довольно точным, так как произведенные им три наблюдения затмений Юпитера дали весьма согласные результаты, он писал: «Только в начале нынешнего столетия открылось, что, вероятно, все три наблюдения были или просто выдуманы или, по крайней мере, произвольно изменены недостойным наблюдателем» и долгота этого города оказалась неверной без малого на два градуса.
В письме к И. К. Кирилову от 10 мая 1728 г. И. Делиль заявлял, что работу над генеральной картой России он начнет с ее Европейской части, включая «царства» Казанское и Астраханское, так как эта территория наиболее изучена. Карту Европейской части России он представлял себе на 30 листах, размером 1,5 на 2 фута. Одновременно он просил выслать карты недостающих ему провинций (Свенске, 1866, стр. 160). В письме к И. К. Кирилову от 24 марта 1729 г. И. Делиль уменьшил карту до 12 листов, добавляя, что, кроме этого, будет составлена еще карта всей России на четырех листах (там же, стр. 85—86). Наконец, в 1730 г. Сенат потребовал (указом от 29 сентября), чтобы Академия наук представила результаты своих работ в области картографии. Но из письма от 5 ноября 1730 г., направленного И. Делилем И. К. Кирилову, выяснилось, что дело находится в стадии «генерального размышления». Он писал, что за нулевой он решил принять меридиан, проходящий через о-в Ферро, и подыскивает пункты, чтобы «сочинить решетку мысленную моих карт генеральных» (там же, стр. 92 и 93). Из пунктов для этой «решетки» был хорошо определен только Петербург. Начатое им составление генеральной карты сводилось к нанесению границ Выборгского, Олонецкого и Кексгольмского уездов. Он признавал, «что еще не велми успеваю в сочинении двух моих карт генеральных» (там же, стр. 95). И. Делиль был в основном занят копированием карт, полученных из Сената, и переводом приведенных на них названий на французский язык.
Через некоторое время (в 1732 г.) И. Делиль представил в Сенат «Проект о географии», в котором предлагал учредить при Академии наук Географическое бюро, возглавляемое профессором (Гнучева, 1946, стр. 30). В Географическое бюро, где следовало бы иметь переводчика и штат переписчиков, должны были быть переданы все карты, записки по географии из всех ведомств и отчеты геодезистов. Согласившись с этим проектом, следовало бы прекратить работы И. К. Кирилова и отказаться от надежд на быстрый выпуск карт России. Поэтому проект не был утвержден. Учреждение, подобное проектировавшемуся И. Делилем Географическому бюро (Географический департамент), возникло несколько позднее.
Не видя результатов от трудов И. Делили, И. К. Кирилов не оставлял своих работ над картами геодезистов и продолжал их печатать. Его положение хорошо обрисовал Г. Миллер, бывший до своего отъезда со Второй Камчатской экспедицией очевидцем хода работ над генеральной картой. «Не все ли равно было, кто издаст карты, лишь бы они не лежали в архивах Сената. Об этом Кирилов заботился фактически лучше, чем мог вначале Делиль. Поскольку карты, присланные геодезистами, не имели других толгот, кроме установленных их составителями путем измерения расстояния, то и сам Делиль до получения астрономических наблюдений не смог бы сделать ничего лучше, как ориентироваться на них» (МАН, 1890г стр. 113).
Для составления генеральной карты И. К. Кирилов, торопившийся перед отъездом с Оренбургской экспедицией, решил за неимением лучшего пользоваться упрощенными приемами, которые, вероятно, возникли из практики геодезистов. О них можно судить по записке «О приведении в совершенное исправление Российской генеральной и партикулярных ландкарт», которую И. К. Кирилов подал в Сенат в 1735 г., уже закончив свои работы чад генеральной картой. В этой записке он говорил, что, по его мнении, проведение большого количества астрономических определений может быть выполнено нескоро из-за отсутствия подготовленных людей. К тому же эти работы будут связаны с большими затратами. «Здесь уже есть довольное число геодезистов, которым вдруг приказать два верные описания с подлинною мерою зделать: 1) все знатные плавные реки, яко Волгу, Оку, Двину, Днепр, Дон, Каму и другие, 2) проезжие большие почтовые и непочтовые дороги. Сие рассуждаю к скорому способу; и когда так исполнят, то в генеральную и в партикулярные карты внесть одни реки и болшие дороги…, потом им же каждой губернии губернскую, а правинцыи правинцыалную и городские уездные межи, одну от другой губернии, провинцыи и уезду разделить но подлинной мере и потому ж в оные ландкарты выесть, что учинит истинное познание о состоянии и обширности… Напоследок каждого уезду внутреннее селение, леса, поля, степи, знатные горы» (Свенске, 1866, стр. 114).
Генеральную карту И. К. Кирилов составил в 1733 г. Она была отпечатана в 1734 г. Сопоставление рукописной карты с отпечатанной свидетельствует о спешности исполнения и об изменениях, вносившихся в карту до последнего момента (Лебедев, 1950, стр. 250). Она называется «Генеральная карта о Российской империи, сколько возможно было исправно починенная трудом Ивана Кирилова обер-секретаря правительствующего Сената в Санктпетербурге 1734 г.» Это же название приведено и по-латыни. Атлас, в который должна была войти генеральная карта, остался незаконченным, хотя и был отпечатан. В надписи на титульном листе сказано, что в атласе даются «все ее царства, губернии, провинции, уезды и границы, сколко возмогли Российские геодезисты описать оные и в ландкарты положить».
Атлас, который должен был состоять из 360 карт, был задумал очень широко не только по количеству карт, ной по теме. Имелось в виду «при сем новом атласе и древности объявить, как прежде было до разделения в едином самодержавстве и по разделении великого князя Владимера по княжествам и по уделам и при том о городах древних же и новых и о народах и довол-ствах к житию человеческому, и комерции», т. е. И. К. Кирилов замышлял издание исторических, этнографических и экономических карт (Свенске, 1866, стр. 25).
Он успел подготовить только небольшую часть карт, намеченных для атласа. Согласно списку, составленному X. Винсгеймом, И. К. Кирилов напечатал 29 частных карт (Гпучева, 1946, стр. 159). Но этот список не полон. Неизвестно, впрочем, все ли напечатанные частные карты предназначались И. К. Кириловым для атласа.
По словам Е. Болховитинова (Митрополит Евгений, 1845, стр. 286),, атлас И. К. Кирилова уже в первой четверти XIX в. считался редкостью.. В наше время известны лишь три сохранившихся экземпляра, каждый из которых имеет фронтиспис, титульный лист и посвящение. Они хранятся в Рукописном отделе библиотеки Академии наук СССР, в Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина и в ЦГАДА. Из них последний, включающий 12 частных карт, является наиболее полным. Остальные содержат по 10 частных карт. Кроме того, известны собрания разрозненных карт И. К. Кирилова. В литературе упоминается также о немногих других, не дошедших до нас экземплярах атласа (Фель, 1957, стр. 298— 299). История издания атласа И. К. Кирилова исследована мало.
Крайне ограниченное число сохранившихся экземпляров этого атласа послужило одним из поводов для заключения, что он никогда для широкой публики не издавался и что выпускались лишь пробные экземпляры б качестве образцов или для отчета (Клепиков, 1956, стр. 87). Подобное мнение высказывал и В. А. Бриллиант в докладе, прочитанном 6 февраля 1954 г. на секции истории географии Второго съезда Всесоюзного географического общества. С этим мнением едва ли можно согласиться, так как нигде не встречается упоминаний об особой ограниченности тиража атласа И. К. Кирилова. Вместе с тем имеются сведения, что атлас продавался в магазинах (Рассказ императрицы Екатерины И…, 1865, стр. 471) и что И. К. Кирилов намеревался пополнять и продолжать начатое издание (Müller, 1753, стр. 50—51). Напомним, что атлас Каспийского моря 1731 г. Ф. И. Соймонова, издание которого для практических целей не вызывает сомнения, известен в настоящее время также только в трех экземплярах. Атлас И. К. Кирилова издавался несколько раз (1731, 1732 и 1734 гг.).
Эти издания различаются но количеству карт (от 9 частных до 15 частных вместе с генеральной) и их составу (Фель, 1957, стр. 298). Многократное издание атласа, по-видимому, в какой-то мере соответствовало планам самого И. К. Кирилова, который 18 февраля 1729 г. просил И. Шумахера оказать содействие в изготовлении двух начальных листов с разными украшениями, «ибо от времяни до времяни напечатанные ландкарты могут в одну книгу собирать и переплетать» (Свенске, 1866, стр. 81).
Генеральная карта И. К. Кирилова доходит на юге до 30° с. ш., захватывая значительную часть территории Китая, Монголии и Персии. На востоке она доведена до Берингова пролива. В отличие от многих других карт того .времени, на которых нулевой меридиан проходит через о-в Ферро, на генеральной карте И. К. Кирилова он проходит через о-в Даго (о-в Хиума) — крайний предел владений России на западе.
При составлении карты И. К. Кирилов пользовался новейшими данными. Северо-Восточная часть Азиатского материка взята им с карты Первой Камчатской экспедиции, хотя многие в то время относились к ее данным с сомнением, очертания Каспийского моря — из последнего атласа,-Ф. И. Соймонова, вышедшего в 1731 г. В этом отношении генеральная карда И. К. Кирилова выгодно отличается от генеральной карты 1745 г. Академии наук, воспроизводившей Каспийское море по карте фон Вердена и Ф, И. Соймонова 1720 г. Очертания западной части Центральной Азии на карте И. К. Кирилова показывают знакомство с материалами посольства И. Унковского (Щукина, 1955, стр. 26). Для изображения течения Амура, морского берега от Кореи до Амура и о-ва Сахалина были использованы китайские карты, присланные императором Кан-Си, и материалы комиссии С. Рагузинского по определению русско-китайской границы.
Наряду с этим в генеральной карте И. К. Кирилова имеются существенные недочеты, связанные с незаконченностью геодезических съемок и в особенности, с крайней ограниченностью числа пунктов, координаты которых были определены путем астрономических наблюдений. В Европейской части территории неправильно даны очертания Крымского п-ова и Азовского моря, которое соединено с Черным морем двумя проливами, как на карте Я. Брюса и Ю. Мепгдена 1699 г. Берег северной части Азиатского материка изображен неверно, по картам Адмиралтейств-коллегий, пользовавшейся, как это видно из надписи на составленной ею в феврале 1731 г. карте, разными прежними чертежами (Жданко, 1916, -стр. 844—845). Для изображения Азиатского материка И. К. Кирилов почему-то не использовал карту маршрута Первой Камчатской экспедиции, составленную П. А. Чаплиным, и путевые журналы. Одним из существенных промахов является растянутость Азии с запада на восток на 8—10°, что отметил еще В. Н. Татищев.
Курильские острова изображены не но чертежу И. М. Евреинова и Ф. Ф. Лужина, данными которых И. К. Кирилов, по его словам, пользовался в 1724—1730 гг. при составлении «карты Шестакова». Курилы показаны в виде небольшой группы островов, занимающей с севера на юг около 2°. Изображение этих островов и огромной земли «Едзо» с ее фантастическим окружением— «Землей Штатов», «Землей де Гама» и т. д., вероятно, заимствовано с карты И. Делиля 1731 г., которая в 1732 г. рассматривалась в Сенате.
Детальность генеральной карты, особенно ее азиатской части, весьма недостаточна. Леса, болота и дороги не показаны. В Европейской России нанесено довольно много населенных пунктов, но далеко не все названы. Так, например, в бассейне Северной Двины показан 31 населенный пункт, но названы только семь. В Сибири населенных пунктов показано совсем мало — во всем бассейне р. Лены их нанесено лишь 11, правда, все они названы. Заводы не показаны, даже около Екатеринбурга.
При всех недочетах генеральная карта И. К. Кирилова сыграла важную роль, так как на ней были впервые нанесены близкие к действительности очертания всей территории России. Преимущества его карты становятся особенно ясными при сравнении ее с картой России Ф. Страленберга, вышедшей около 1730 г. и считавшейся до появления карты И. К. Кирилова наиболее подробной и правильной, а также при сравнении о картой Декулона. На карте Ф. Страленберга изображение Камчатки, Чукотского носа и северного берега Азии к востоку от Лены лишь отдаленно напоминает действительность. Амуру придано почти прямое юго-восточное направление. Неправильно изображено Каспийское море и т. д.
В России карта И. К. Кирилова пользовалась популярностью. Это видно из рассказа Екатерины II о том, как, не найдя в Сенате карты России, она «послала пять рублей в Академию наук через реку от Сената и купленный’ там Кириловский печатный атлас в тот же час подарила правительствующему Сенату» (Рассказ Екатерины II…, 1865, стр. 471).
Лучшие картографы Западной Европы (И. Гоман, И. Газиус и др.) использовали или воспроизводили генеральную карту И. К. Кирилова, показывавшую Россию в совершенно новом виде (Миллер, 1761, декабрь, стр. 501; Cahen, 1911, стр. 6). Упоминания о ней встречались у западноевропейских ученых и через десятки лет после ее опубликования (Engel, 1772, стр. 31).
Частные карты атласа почти все являются копиями карт геодезистов и имеют градусную сетку. Названия карт в большинстве случаев даны по-русски и по-латыни. Эти карты привлекают внимание своей насыщенностью. Интересной чертой некоторых из них является приводимая в названии характеристика изображаемой территории. Так, например, в надписи на карте Соликамской провинции говорится, что через нее проходит’ «натуральная водою коммуникация» между Каспийским, Белым и Балтийским морями, через верховья близко сходящихся притоков Вычегды и Камы. В этой провинции живут в основном крестьяне, числящиеся за государством, немногие крестьяне числятся за монастырями, «а шляхетских деревень никогда не бывало и нет».
Свой труд по созданию генеральной карты 1734 г. И. К. Кирилов считал предварительным: «Ни сам не утверждаюсь и других в том не обнадеживаю (генеральную карту.— В. Г.) за верную иметь для того, что с разных правинцыалных и уездных ландкарт между которыми есть одна з другою не согласные сочинил по нужде формы будущей верной карты» (Свенске, 1866, стр. 114).
Работая в Оренбургской экспедиции, И. К. Кирилов стремился сохранить за собой руководство геодезистами. В 1734 г. он просил Екатерину II: «дабы с обретающимися ныне в губерниях и провинциях геодизистами и Академией наук свободную в том корреспонденцию иметь и посылать их геодезистов из места в место, где будет нужда оканчивать, а особливо астрономические обсервации учинить» (Добросмыслов, 1900, стр. 81). Его просьба была удовлетворена, а, таким образом, за ним осталось руководство полевой работой геодезистов, которое, впрочем, осуществить было: довольно трудно. Продолжать во время экспедиции свою работу над атласом, он, конечно, не мог. Поэтому из картографических работ, относящихся ко времени пребывания И. К. Кирилова в экспедиции, наиболее, существенное значение имели выполненные под его руководством съемки малоизвестных юго-восточных районов России (Свенске, 1866, стр. 112).
Деятельность И. К. Кирилова его современники недооценивали.
Критически относился к нему В. Н. Татищев. Г. Миллер, оправдывавший, как мы видели, печатание карт И. К. Кириловым, все же говорил: «Является на них сей недостаток, что они так остались, как каждой геодезист оные снимал… Впрочем были бы сии карты весьма полезны, есть ли бы кто искусной географ потрудился оные исправить». И. К. Кирилову, по мнению Г. Миллера, «недоставало довольных оснований в науках, кои бы М01ЛН подкреплять похвальное его рачение» (Миллер, 1761, декабрь, стр. 489).
Рассматривая деятельность И. К. Кирилова, мы не можем не отдать должного талантливости и энергии этого выдающегося человека, который совмещал наклонности ученого с темпераментом государственного деятеля, стремившегося к живому нужному делу.
После отъезда И. К. Кирилова Академия наук усилила свое руководство картографическими работами. Согласно указу от 30 мая 1735 г., в ее распоряжение поступали геодезисты, состоявшие при Сенате, а также имевшиеся в Сенате картографические материалы. В Академию должны были направляться и геодезисты с ландкартами, прибывавшие с мест (Свенске, 1866, стр. 117). Кроме того, она получила разрешение копировать картографические материалы в Канцелярии главной артиллерии и фортификации, в Адмиралтейств-коллегий и в Коллегии иностранных дел.
В помощь И. Делилю в 1735 г. были назначены архитектор К. Шеслер, механик И. Брукнер с учениками, гравировщик Г. Унферцахт, профессора П. Леруа и Л. Эйлер. Эта группа рассматривалась Академией наук как основное ядро будущего Географического департамента, создание которого было официально разрешено только с 22 октября 1739 г. (Гпучева, 1946, стр. 36 п. 48).
В этих условиях постепенно все яснее становилась бездеятельность И. Делиля в области составления генеральной карты. Он мало занимался обработкой поступающих карт, хотя находил время для попыток тригонометрического измерения базиса, которые должны были служить началом работ по измерению градуса меридиана, изучения карт Кавказа, присланных грузинским царевичем Вахушти, составления сборника по астрономии, географии и физике (там же, стр. 39 и 45). Активность Л. Эйлера, с большой энергией принявшегося за математическую обработку и приведение к одному масштабу поступающих карт, стесняла И. Делиля, и, не желая терять свое влияние, он пытался от него отделаться.
В. Н. Татищев, которому после смерти И. К. Кирилова было поручено руководить геодезистами и создать генеральную карту России, не смог оказать существенное влияние на организацию работ в Академии наук. В донесении в Сенат от 30 апреля 1739 г. он предлагал оставить за Академией паук, в частности за И. Делилем, который «во всех к тому потребных науках изобилует» (Татищев, 1950, стр. 100), измерение градусов долготы и составление генеральной карты, а па себя брал руководство геодезистами. Вскоре он был отдан под следствие.
Между И. Делилем, у которого не было готовых карт, и президентом Академии паук И. Корфом, начались конфликты. Последний стал к тому же подозревать И. Делиля в том, что он переправлял карты за границу. Из-за этих подозрений отчасти и ускорилась организация Географического департамента, где И. Корф хотел поставить своего человека, который хранил бы карты и документы и был бы в курсе всего там совершающегося (Свенске, 1866, стр. 178).
28 февраля 1740 г. И. Делиль уехал в г. Березов (Пекарский, 1865а, стр. (5) для наблюдения за прохождением Меркурия через диск Солнца. и на этом ого деятельность в Географическом департаменте фактически закончилась. Когда он в конце этого года вернулся в Петербург, работа по составлению генеральной карты уже довольно далеко продвинулась. Она проводилась по системе, предложенной Л. Эйлером и профессором И. Гейнзиусом. По этой системе из уездных карт, поступивших от геодезистов, составлялась не генеральная карта, как хотел И. Делиль, а карты провинций и губерний, на основе которых потом составлялась генеральная карта (там же, стр. 169).
С 31 мая 1740 г. во главе Географического департамента был поставлен Л. Эйлер, который, однако, уже в мае 1741 г. уехал по состоянию здоровья за границу. Работами по составлению карты стали руководить астрономы Г. Гейнзиус и X. Винсгейм, а после отъезда Г. Гейнзиуса в 1744 г.— один X. Винсгейм (Гнучева, 1946, стр. 52).
Попытка И. Делиля бороться с Академией наук за руководство картографическими работами успехом не увенчалась, и поданный им 1741 г. в Кабинет-министров проект об организации Географического бюро непосредственно при Кабинете принят не был. В 1747 г. И. Делиль уехал во Францию, не добившись сколько-нибудь значительных результатов за 20 лет работы над генеральной картой (там же, стр. 51—52, 191).
Едва ли права В. Ф. Гнучева (стр. 57), оправдывающая И. Делиля, ссылаясь на говорившее в нем как в члене семьи географов чувство «научной чести», заставлявшее его усложнять работы, добиваясь высокой точности. Известно, что при других обстоятельствах И. Делиль не стеснялся составлять очень ответственные карты по мало проверенным данным (например, карту для Второй Камчатской экспедиции).
Л. Эйлер, конечно, не хуже И. Делиля представлял себе совокупность требований, связанных с составлением точной географической карты, но ему было понятно, что эта работа проводится не ради разрешения отвлеченной теоретической задачи, а имеет важное практическое значение. Так, в его письме от 18 июля 1746 г. по поводу критики И. Делилем атласа 1745 г. мы читаем: «Я ему и в сем уступаю, что ежели бы всю Российскую империю по треугольникам вымерять, то несравненно исправнейшие карты сделать можно. Но ежели рассудить, что такое дело и в 50 лет исправить нельзя, то каждый разумный человек уступить принужден, что опубликованные карты несравненно лучше, нежели никаким не быть» (МАН, 1895, стр. 501). Эти мысли, как мы видели, совпадали с мыслями государственных людей того времени — И. К. Кирилова и В. Н. Татищева.
Впрочем, было бы неправильным утверждать, что деятельность И. Делиля была для русской географии совершенно бесполезна. Он выработал новую картографическую проекцию, которая была принята для некоторых из последующих работ Академии наук (Гнучева, 1946, стр. 56 — 57). Его записки о методологии составления карт, инструкции, работы по триангуляции дали много ценного. И. Делиль обучил астрономическим вычислениям и наблюдениям около 30 геодезистов, в том числе А. Д. Кра-сильникова, А. Иванова, М. Ушакова, Н. Чекина, участников Второй Камчатской экспедиции (История Академии наук, 1958, стр. 100).
В дальнейшем составление генеральной карты, несмотря на то, что руководившие им лица часто менялись, шло довольно быстро. В 1742 г. уже было выгравировано восемь специальных карт и издана написанная X. Винсгеймом небольшая брошюра на 23 страницах «Атлас Российский, состоящий из 20 и более специальных карт…», в которой был кратко изложен ход работ по составлению карт России и описаны восемь из них, уже составленных Академией наук (МАН, 1890, стр. 560—561).
По мнению Конференции Академии наук, предназначенные для атласа карты следовало исправить с учетом замечаний Г. Миллера, вернувшегося из Сибири, и дополнить на основе новых данных. Но выпуск так долго подготавливавшегося атласа был совершен с большой поспешностью. Советник канцелярии Академии наук И. Шумахер издал его, как писали академики в Сенат 3 октября 1745 г., «с предисловием именем всей Академии…, а об кем, кроме двух профессоров — Винсгейма и Гейнзиуса, которые его сочинили, никто не ведал» (Гнучева, 1940а, стр. 246— 247). Этим, конечно, объясняются некоторые из присущих атласу недочетов.
Атлас Академии наук называется «Атлас Российской, состоящий из девятнадцати специальных карт, представляющих Всероссийскую Империю с пограничными землями, сочиненный по правилам географическим и новейшим обсервациям с приложенною при том генерального картою великия сия империи старанием и трудами Императорской Академии наук. В Санктпетербурге 1745 года». 13 карт атласа изображают Европейскую Россию и 6 — Азиатскую Россию. За нулевой принят меридиан, проходящий через о-в Ферро (рис. 53).
Авторы атласа считали своей главной задачей составление не генеральной карты, а 19 специальных карт. Эта мысль, отчасти выраженная в названии атласа, обосновывается в предисловии, где говорится, что «наибольшая польза в общем житии бывает от партикулярных карт, которые, когда они небольшие части земель содержат, означенной недостаток (неточность, связанную с изображением сферической поверхности на плоскости.— В. Г.) так уменьшают, что он почти нечувствителен становится…» Генеральные же карты, на которых этот недостаток бывает заметен, «сочиняются больше для того, чтобы представить соединение земель, нежели для полезного употребления».
В настоящее время имеются три варианта этого атласа с надписями на русском языке (Боднарский, 1932, стр. 110—112). Карты в них вполне совпадают, но в оформлении заглавного листа, шрифте и предисловии есть различия. В одном из вариантов предисловие почти вдвое больше, чем в остальных. В предисловие к каждому из этих трех вариантов включено «Краткое показание к сочинению ландкарт». В нем излагается методика выполнения съемок и составления географических карт и обсуждаются ее преимущества и недостатки. Ближайшее участие в составлении «Краткого показания…» принимал Г. Гейнзиус. Его статья «О сочинении ландкарт» (Пекарский, 1870, стр. 580), опубликованная в «Примечаниях к Санктпетербургским ведомостям» 1742 г., совпадает с соответствующей частью предисловия к атласу.
Во всех вариантах атласа приводятся также «долгота и широта зпатнейших мест Российской империи» и дается объяснение условных обозначений. Долгота и широта указаны по 62 пунктам, которые подразделяются по точности определения на несколько категорий. Пунктов, для которых долгота определена астрономически, только восемь: Петербург, Архангельск, Казань, Иркутск, Киренский острог, Олекминский острог, Якутск, Петропавловская гавань. Для девяти пунктов долгота принята «по достоверным основаниям» (которые не указаны), а «прочим местам долгота собою вышла при сочинении генеральной карты».
В легенде дается объяснение 47 условных обозначений, что свидетельствует об очень разнообразном содержании карт. 23 условных обозначения относятся к населенным пунктам и военным объектам; экономические объекты (мельницы, заводы, солеварни) также имеют специальные обозначения, различными знаками показаны и сельскохозяйственные угодья. Обращает на себя внимание отсутствие дорог. Нанесен только путь (вероятно, проект) Москва — Петербург.
Являясь важным этапом в развитии русской картографии, атлас 1745 г. имеет вместе с тем много недочетов.
Составители атласа хотя и использовали некоторые данные Второй Камчатской экспедиции (например, «Земля Ессо» исчезла, вместо нее между Камчаткой и Японией на протяжении около 10° простираются Курильские острова в соответствии с чертежом М. Шпанберга; Камчатка расположена по отношению к Японии правильно и т. д.), но все же немало ценных сведений, сообщенных экспедицией, осталось составителям неизвестным. Неточно изображено побережье Северного Ледовитого океана, где совсем неправильно даны очертания Таймырского п-ова, п-ов Канин Нос изображен в виде острова «Кандин Нос» и т. д. Неверно показало расположение многих населенных пунктов и других географических объектов, что еще в 1751 г. отметил Ж. Анвиль в письме от 5 августа в Академию паук в отношении Вильно, Ромн, Килии (у устья Дуная), Очакова и т. д. (Гнучева, 1946, стр. 170—176). В наше время на этом вопросе останавливался В. А. Кордт (1931, стр. 20), считающий даже, что карта «Малая Татария с пограничною Киевскою и Белогородскою губерниями» (из атласа 1745 г.) не является шагом вперед сравнительно с картой Украины, составленной французом Г. Бопланом в 1650 г.
Существенным дефектом атласа 1745 г. следует считать неполное и неточное изображение рельефа. Например, начало Уральского хребта показано против Новой Земли. Он протягивается к г. Березову, затем у истоков Печоры вновь появляется и тянется в виде узкой цепочки, теряющейся у истоков р. Туры, не дойдя довольно далеко до Екатеринбурга. Потом он опять показан с перерывами до верховьев Тобола, где и обрывается. Западнее, примерно у Оренбурга, нанесена другая горная цепь, продолжающаяся к югу, которая двумя линиями проходит между Каспийским и Аральским морями, дальше уже в виде одной линии она огибает с юга Каспийское море и соединяется с горной цепью Кавказа. Между Доном и Хопром также отмечены какие-то горы и т. д.
В той или другой степени несовершенство атласа сознавали и сами составители и современные им ученые. В расширенном варианте предисловия к атласу говорится: «Впрочем, Академия наук признает, что такого состояния дело всегдашнему исправлению подлежит и довольного времени, также и многих особливых измерений требует, прежде нежели совершенное что издать можно. И того ради принуждены они были разные места пусты оставлять и сомнительно означать, о которых или совсем никакого или темное известие имели».
На недостатки атласа указывал и М. В. Ломоносов, который писал в 1759 г., что «погрешности и недостатки (атласа.— В. Г.) толь велики, что не токмо многие имена мест и положения ложно поставлены, но знатные урочища пропущены и целые уезды, многолюдными волостьми населенные, пусты представлены; и сверх сего знатные губернии, как Санктпетер-бургская, и завоеванные провинции вмещены только на одной карте» (Билярский, 1865, стр. 396). К. Г. Разумовский, назначенный в 1746 г. президентом Академии наук, просил у Елизаветы Петровны разрешения разослать атлас 1745 г. по губерниям и одновременно начать работы ПО его исправлению и по составлению нового большого Атласа Российской: империи (Гнучева, 1940а, стр. 247).
Все же этот атлас, в основу которого были положены карты, составлявшиеся с применением инструментальной съемки, над сведением которых в карты, охватывающие более крупные территории, а последних в генеральную карту работали высококвалифицированные математики и астрономы, мог считаться образцом картографического искусства своего времени. По качеству он был не только не ниже, но даже выше картографических работ, которыми располагали в то время многие государства Европы. О состоянии географических знаний того времени, например в Германии, О. Петель говорит следующее: «В середине XVIII ст. имелось более верных определений пунктов в России и Сибири, чем в Германии, где астрономически определено было только течение Рейна и на востоке долготы городов Данцига, Бреслау и Вены» (Peschel, 1865, стр. 674).
К тому же атлас 1745 г. изображал не небольшое западноевропейское государство, а огромную страну, па карте которой наиболее добросовестные западноевропейские географы, считавшиеся знатоками России, как, например, Н. Витсен, проставляли еще лет за 60 до выхода атласа такие названия: czernilos krugom (чернелось кругом.— В. Г., rondom zwarl (родом звать? — В. Г.), Pianskoi ostrog и т. д.
Л. Эйлер считал, что «кроме Франции, почти ни одной земли нет, которая бы лучшие карты имела… Оные не токмо гораздо исправнее всех прежних русских карт, но еще многие немецкие карты далеко превосходят» (МАН, 1895, стр. 501—502). В. Н. Татищев также давал атласу 1745 г. высокую оценку, считая, что входящие в него карты «все преждние правостию и добрым сочинением превосходят» (Свенске, 1866, стр. 153).
О широкой популярности атласа свидетельствует многочисленность его изданий. В ближайшие же годы карты из академического атласа были воспроизведены в лучших европейских атласах.
—Источник—
Греков, В.И. Очерки из истории русских географических исследований в 1725-1765 гг./ В.И. Греков.- М.: Издательство академии наук СССР, 1960.- 425 с.
Предыдущая глава ::: К содержанию ::: Следующая глава
